Герберт Уэллс - Первые люди на Луне (без указания переводчика)

Итак, три тысячи, стадиев [1] Стадий — древнегреческая мера длины, равняется 600 греч. футам. было от Земли до Луны…

Не удивляйся, дорогой! Если тебе и кажется,

что я говорю о предметах слишком возвышенных

и заоблачных, то дело лишь в том, что я доставляю

приблизительный подсчет пути, пройденного в последнее

путешествие.

Лукиан. "Икароменипп" [2] Лукиан Самосатский — греческий писатель 2 в. н. э., автор сатирических диалогов, в которых жестоко высмеивает религиозные суеверия своего времени.

Теперь, когда я сажусь писать эти строки в тени виноградных лоз, под синим небом Южной Италии, мне кажется немного странным, что участие мое в изумительных похождениях м-ра Кавора было в конце концов делом чистейшей случайности. Кто угодно мог оказаться на моем месте. Я впутался в эту историю именно тогда, когда воображал себя надежно застрахованным от всяких душевных волнений.

Только потому приехал я в Лимн, что это место казалось мне самым бедным событиями уголком в целом мире.

— Будь, что будет, — говорил я себе. — Во всяком случае здесь я могу работать спокойно.

А в результате появилась эта книга. Так самовластно расстраивает судьба наши крохотные планы.

Здесь, быть может, надо упомянуть, что незадолго до моего переселения в Лимн мне сильно не повезло в кое-каких деловых предприятиях. Теперь, окруженный всеми утехами богатства, я не без некоторого затаенного удовольствия могу признаться в былой нужде. Я готов допустить даже, что все беды постигли меня отчасти по моей собственной вине. Я не лишен способностей, но ведение коммерческих операций не принадлежит к числу их.

Я был, однако, еще очень молод в те дни и — наряду с другими вздорными убеждениями — питал горделивую веру в свои деловые таланты. Летами я и теперь молод, но испытания, выпавшие мне на долю, состарили меня душевно. Стал ли я от этого мудрее — другой вопрос.

Вряд ли стоит вдаваться здесь в подробности тех спекуляций, которые вынудили меня искать убежище в Лимне, в графстве Кент. В наше время даже торговые сделки граничат с авантюрой. Я рисковал вовсю. В вещах такого рода всегда приходится брать и давать попеременно. При окончательном расчете мне пришлось только давать. Но после того как я отдал все, что у меня было, несговорчивый кредитор начал придираться ко мне. Вы, вероятно, сами знаете, как неумолима бывает оскорбленная добродетель. Мой кредитор не давал мне ни отдыха ни срока. В конце концов я пришел к убеждению, что мне остается лишь один выход, а именно — сочинить пьесу, если я не хочу до конца дней своих зарабатывать себе хлеб в должности писца. Я одарен некоторой фантазией и привык жить на широкую ногу. Поэтому я решил, что дам отчаянный бой, прежде чем покорюсь судьбе. Независимо от веры в мои деловые способности я в то время полагал, что могу написать очень недурную пьесу. Сколько мне известно, такое убеждение довольно часто встречается у молодых людей. Я знал, что, если не считать законных коммерческих операций, — самые богатые барыши дает театр. Эта ненаписанная драма уже давно представлялась мне последним средством, отложенным про запас, на черный день. Теперь черный день наступил, и я принялся за работу.

Вскоре, однако, я заметил, что писание пьес — дело довольно длительное. Сперва я думал, что для этого достаточно каких-нибудь десяти дней, и в поисках приюта на время работы приехал в Лимн. Я был очень рад, когда мне удалось найти маленькую одноэтажную дачку. Наняв ее по контракту на три года, я привез туда кое-какую мебель и решил — впредь до окончания пьесы — лично заниматься домашним хозяйством. Моя стряпня, конечно, ужаснула бы миссис Бонд, составительницу знаменитой поваренной книги, и, однако, уверяю вас, все было довольно вкусно. У меня имелись кофейник, одна кастрюля для варки яиц, другая для картофеля и наконец сковорода для ветчины и сала. Этим ограничивалось мое незатейливое кухонное оборудование. Нельзя вечно утопать в роскоши, но простота и дешевизна нам всегда по карману.

Я купил в кредит бочонок пива вместимостью в восемнадцать галлонов [3] Галлон равен 4,54 литра. , и простодушный булочник навещал меня ежедневно. Конечно, не могло быть и речи о каких-либо прихотях, но я видывал и худшие времена. Мне было немного жаль булочника. В самом деле, это был достойнейший человек. Но я надеялся, что и с ним — рано или поздно — смогу расквитаться.