Амброз Бирс - Диагноз смерти (сборник)

Но когда высокий старик в пальто, пошитом из шерстяного одеяла, в зеленых очках и с бледным лицом – об этом можно было судить по тем местам, которые не были скрыты платком и шарфом, – тихо вошел и положил тяжелую руку в перчатке на плечо мистера Бисона, тот изменил-таки себе и поднял на пришельца удивленный взгляд. Похоже было, что он ожидал увидеть кого-то другого. Как бы то ни было, вслед за удивлением на лице мистера Бисона последовательно отразились облегчение и неподдельная радость. Он встал, снял со своего плеча руку нежданного гостя и энергично, даже, пожалуй, с жаром потряс ее. И это было странно, поскольку внешность старика скорее отталкивала, чем привлекала. Впрочем, долю привлекательности можно усмотреть абсолютно во всем, включая даже самое ужасное. Что может быть привлекательнее человеческого лица? У нас же завелся обычай накрывать его простыней. А потом, когда оно делается не просто привлекательным, но воистину прекрасным, мы насыпаем поверх него семь футов земли.

– Сэр, – сказал мистер Бисон, выпуская руку старика, которая тут же безвольно повисла вдоль тела, шлепнув при этом по бедру, – нынче ужасная ночь. Присядьте, прошу вас. Я очень рад, что вы забрели ко мне.

Такая речь против ожидания выдавала в мистере Бисоне хорошо воспитанного человека. Но, правду сказать, разительный контраст между внешностью человека и его манерами на приисках далеко не редкость. Старик же шагнул поближе к очагу, и огоньки заплясали на зеленых стеклах его очков.

– Готов присягнуть, я очень рад вас видеть! – добавил мистер Бисон.

Впрочем, манеры мистера Бисона были не совсем, как говорится, рафинэ, что вполне объяснимо. Поприветствовав своего гостя, он бросил пристальный взгляд на тусклые пуговицы его пальто и сапоги из зеленоватой воловьей кожи. На ногах своих гость принес в дом толику снега, который тут же начал таять и потек ручейком по полу. Похоже, этот беглый осмотр вполне его удовлетворил, да и могло ли быть иначе?

– Уж простите, – продолжил Бисон, – но все, что я могу вам предложить, это переночевать в моей лачуге. Я сочту за честь, если вы останетесь у меня и не пойдете в долину Бентли искать чего-нибудь получше.

Из речи мистера Бисона, изысканно-вежливой и сдобренной капелькой самоуничижения, следовало, что переночевать в протопленном доме куда труднее, чем тащиться еще четырнадцать миль по горло в снегу, покрытому колким настом. Словно отвечая на любезное приглашение хозяина, гость расстегнул пальто. Хозяин же подбросил дров в очаг, подмел мусор волчьим хвостом и добавил:

– Но если честно, я бы посоветовал вам уносить отсюда ноги.

Старик уселся у очага, обратив к огню широкие подошвы своих сапог, но шляпу не снял. На приисках вообще редко снимают шляпу, разве что вместе с обувью. Не сказав больше ни слова, мистер Бисон тоже сел – на старый бочонок, недурно, впрочем, сохранившийся и вполне способный принять прах своего хозяина, если бы тому вздумалось вдруг рассыпаться. Некоторое время оба они сидели в тишине, потом откуда-то из леса донеслось злобное завывание койота, и в то же мгновенье дверь хижины вздрогнула. И хотя связи между этими событиями не могло быть никакой – просто койоты не любят буранов, а ветер начал крепчать, – мистер Бисон, похоже, усмотрел в таком совпадение некое особое значение и вздрогнул, словно от дурного предчувствия, но тут же овладел собой и снова обратился к гостю:

– Здесь странные вещи случаются. Я все вам расскажу, и если вдруг захотите уйти, провожу вас.

Ну, скажем, до того места, где Болди Питерсон пристрелил Бена Хайка. Вы наверняка знаете, где это.

В ответ старик кивнул, и по нему было видно, что место это он не просто знает, а знает преотлично.

– Два года назад, – начал мистер Бисон, – мы жили в этой хижине втроем: я и два моих компаньона. Когда же все кинулись в долину, мы тоже ушли. Все ущелье обезлюдело часов за десять. Но уже вечером я обнаружил, что впопыхах забыл здесь довольно дорогой револьвер – вот этот – и вернулся за ним. Ту ночь, да и все последующие я провел здесь в одиночестве. Здесь нужно еще добавить, что незадолго до того, как мы отсюда сорвались, мой слуга-китаец отдал богу душу. Земля же так промерзла, что выкопать толковую могилу не было никакой возможности. Так что как раз в день нашего ухода мы просто вырубили в полу что-то вроде люка и похоронили его, как смогли. Но перед тем, как мы опустили тело под пол, я от большого ума отрезал у него косичку и прибил к балке прямо над телом. Вон она, до сих пор там висит. Можете взглянуть на нее хоть прямо сейчас, хоть потом, когда толком согреетесь.