Александр Щёголев - Искусство кончать молча

Измождённое, морщинистое лицо было совершенно незнакомо. Короткая стрижка — с изрядной сединой. «Кто это?» — не понял он.

В памяти всплывали странные картинки: будто лежит он в незнакомой квартире; год за годом — старея, дряхлея. Смотрит на себя в зеркало, наблюдая, как умирает… и снова — в той же квартире, на другом лежаке, по другую сторону зеркала. Какие-то тени плавают вокруг кровати. Он снова умирает от старости… И снова… Год за годом — без конца и без надежды… Он содрогнулся.

Хрень какая!

Торопливо осмотрел своё тело… своё ли? Впалая грудь, жидкий живот, тонкие ноги, обтянутые синеватой кожей, и всё это — вместо убийственного агрегата, вызывавшего транс у дамочек, вместо гидравлики и пневматики, которую с таким наслаждением можно было являть миру… но главное, главное!

Человек обмер.

В паху висел маленький, сохлый отросток. Тряпочка, а не инструмент мужской власти.

Это противоречило всему порядку вещей, такого не должно было быть. Не веря глазам своим, он ощупал всё, что обнаружил у себя ниже лобка. Пустая мошонка: яички спрятались наверх… Крипторхизм, детская аномалия? С чего вдруг — у взрослого мужика? Яички — фиг с ними, но пушка моя, подумал он в отчаянии… Неожиданное, неуместное слово — «пушка», откуда-то выплывшее… Пушка моя, пушечка, что с тобой? Всё мужское хозяйство уместилось в ладони одной руки!.. А как приятно было украшать собою бани и раздевалки — откровенно и безнаказанно, — как любил он разгуливать по квартирам любовниц вот так, безо всего, ловить на себе взгляды, пусть даже взгляды эти своим же тщеславием и придуманы…

Конец всему.

Это безумие.

Он попытался закричать — «Это не я!!!» — чтобы криком вернуть рассудок. Попытался позвать хоть кого-то на помощь, чтоб убедиться: он не одинок в этой страшной ночи, — и не смог. Вместо человеческой речи выдал только мычание. В панике он проверил, на месте ли язык. На месте. Однако говорить — нет, не получалось.

Немой — он и есть немой.

Вытирая спиной крыло «Волги», человек сполз на асфальт…

И заплакал.

Словно откликнувшись на карикатурный крик, появился высокий широкоплечий господин.

Голый старик, сидящий задницей в луже, посмотрел на пришельца… и вскочил. Утёрся. Провёл рукой по седому ёжику волос. Руки его сжались в кулаки…

Во дворик вошёл он сам. Трудно себя не узнать, если всю жизнь ты занимаешься собой и только собой.

Безумие никак не кончалось.

— Оклемался, прообраз? — спросил господин, поигрывая скулами. — Не отвечай, не тужься, противно смотреть. Все твои ответы — у тебя на роже, как и вопросы. Нет, я — не ты. И я не дубликат, хотя, ты можешь льстить себе, называя меня так. Я — это я. Я — всегда я. Эталон и классический образчик, как говорит наш общий знакомый. У меня мои отпечатки пальцев, моя память, моя жадность. Ксива и шпалер в сейфе — тоже теперь мои. А чьи отпечатки у тебя, коллега, я не знаю. Может, тоже мои. Которые будут к старости… — Он демонически захохотал, как любил. До чего ж неприятен был этот голос, эти манеры, если слушать и смотреть со стороны…

Немой вымучил серию звуков, громких и жалких. Всё не оставлял попыток произнести хоть что-то осмысленное. «Дубликат» выслушал и сказал, деланно удивляясь:

— Эк тебя разобрало… А знаешь, я тебя понял. Интересуешься, кому из нас досталась наша с тобой душа? Она хранится в надёжном месте, будь спокоен… партнёр. Но это совершенно неважно. Запомни главное. Ты никому ничего не станешь рассказывать. Тем более, что и не сможешь, убогонький ты мой. А если я хоть раз услышу про тебя или увижу тебя — сотру.

Вот теперь человек, очнувшийся на помойке, сознавал всё. От безумия не осталось и следа. Пусть он не помнил в точности, как происходил процесс копирования, но цель похищения была видна так же отчётливо, как жестокая ухмылка на морде дубликата. «Я шлак, я гондон, я макет, — думал он, наливаясь привычным гневом. — Меня использовали и выбросили, и это — окончательно, возврата нет. Я бомж без имени…»

Порву.

Он бросился на врага с голыми руками. Дело знакомое, чего там. Собирался поймать ненавистную тварь за горло, как клещами, — большим и указательным пальцем, — и выдрать на хрен кадык. Увидел, как лениво двинулось ему навстречу левое плечо соперника… и шторки упали.

Нокаут.

Тот, кто стал — отныне и навсегда — майором Неживым, настоящим, полным азарта и злости, брезгливо вытер кулак о полу пиджака.

Нашёл в багажнике «Волги» кусок брезента и забросил с его помощью бесчувственное тело обратно в мусорку.