Мария Барышева - Говорящие с...-2 Последствия больших разговоров

Но, несмотря на свою немногословность и медлительность, шайские вечера наполнены множеством событий.

Для некоторых шайцев нынешний вечер был наполнен событиями несколько неприятными.

Сергей Евгеньевич, с удобством развалившись в старом, но очень уютном кресле, читал Жапризо и отчаянно зевал. Не то, чтобы книга была неинтересной, и не то, чтобы Сергей Евгеньевич был так уж утомлен. Черт его знает, почему зевал Сергей Евгеньевич этим ранним вечером, но остановиться он не мог, и это его раздражало. В конце концов он встал, бросил книгу и пошел на кухню варить себе кофе.

По дороге он аккуратно переступил через спящего на прохладном полу дымчатого персидского кота, безмятежно задравшего к потолку все четыре лапы. Кот, как и Сергей Евгеньевич, был старым холостяком, но, в отличие от хозяина, холостяком вынужденным. Операцию он перенес еще в детстве, никогда не ведал мартовского томления, неистовых драк и хриплых страстных песен, и вся его жизненная концепция сводилась к еде и сну.

На кухне Сергей Евгеньевич достал из одного шкафчика банку с кофе, из другого - тусклую старую турку. Открыл крышку банки и, прикрыв глаза, потянул носом. Запах был чудесным. Шикарный кенийский кофе. Продавец из кофейного магазина уверял, что до того, как попасть в эту банку, кофе произрастал на южном склоне Килиманджаро. Для Сергея Евгеньевича, не часто позволявшего себе покупать дорогой изысканный кофе, слово Килиманджаро оказалось волшебным. Конечно, он купил кофе. Собирался купить и турку, но не смог выбрать подходящей, к тому же, они оказались удивительно дорогими. Его турка, которой он пользовался много лет, недавно прохудилась, поэтому в последнее время кофе приходилось варить в старой, с ржаво-желтым налетом на наружных стенках жестянке, которую и туркой-то стыдно было назвать. Нет, на следующей неделе все-таки сходит и купит новую, а эту выбросит без сожаления. Хоть она и принадлежала его матери, ни к чему держать дома всякий хлам.

Сергей Евгеньевич потянул носом еще раз, удовлетворенно улыбнулся, выдвинул ящик и достал специальную серебряную ложку. Вновь повернулся к столу, и его улыбка слегка поблекла.

Банка с кофе стояла там же, где была и секунду назад.

А вот турки там не было.

Рядом с банкой тускло поблескивал неровными боками старенький пузатый чайник. По его крышке сонно прогуливалась одинокая муха - судя по ее походке, тоже возраста весьма почтенного.

Сергей Евгеньевич удивленно вытаращил глаза и крепче сжал ложку в пальцах, словно боялся, что она сейчас упорхнет. Он совершенно точно доставал турку и совершенно точно поставил ее на стол рядом с банкой. Это было так же точно, как то, что никакого чайника тут не было. В чем еще больше был уверен Сергей Евгеньевич, так это в том, что у него вообще никогда не было такого чайника. Кажется, такой был у матери, но это было несколько десятков лет назад.

Он озадаченно повел очами в сторону плиты, где стоял эмалированный темно-синий чайник - и уж этот-то был его собственным, будьте покойны! И стоял на своем месте - где поставили - как и полагается.

Сглотнув, Сергей Евгеньевич вернул взгляд на стол. Турка безмятежно стояла рядом с банкой кофе. Странный чайник исчез. Муха теперь ползала по столешнице, еле-еле переставляя ноги.

- Что такое? - пробормотал Сергей Евгеньевич и схватил турку. На ощупь, как и на взгляд, она была вполне реальна, и он поставил ее на место. Отвернулся было к шкафчику, но тут же резко повернулся обратно. Турка все так же пребывала рядом с кофейной банкой.

- Хм, - глубокомысленно сказал самому себе Сергей Евгеньевич, пожал плечами и извлек из шкафчика сахарницу. Повернулся, и сахарница подпрыгнула в его дрогнувшей руке, звякнув прозрачной крышечкой.

Банка с кофе была на месте.

Но вместо турки рядом с ней теперь возвышалась монументальная стеклянная бутылка молока советского образца. Бутылка была запотевшей, и пока Сергей Евгеньевич, приоткрыв рот, смотрел на нее, по стеклянному боку медленно и как-то издевательски оползла капля влаги. Он вяло протянул руку и дотронулся до серебристой крышечки с выдавленными на ней буквами. Такая бутылка молока стоила сорок две копейки - он до сих пор это помнил. Сергей Евгеньевич отдернул руку и издал жалобный звук. Потом Сергей Евгеньевич накрепко зажмурился и сосчитал до десяти. Приоткрыл один глаз.

Банка кенийского кофе.

Турка.

Сергей Евгеньевич поставил сахарницу рядом с туркой и, попятившись, тяжело сел на табурет, не сводя с турки подозрительно-испуганного взгляда. Он смотрел на нее минут десять, но турка так и осталась туркой. Разумеется, ничем иным она и не могла быть.