Лев Рыжков - Чёрная работа революции

Того, что с ним происходило, Леха не боялся. Все эти события казались ему ненастоящими. В качестве одного из вероятных исходов виделся такой: его выводят из «газели», развязывают. Деда Стасик говорит что-то вроде: «Ну, вот и проверили мы тебя на вшивость, Алексей. А ты молодцом держался. Не сдался, не сломался. С тобой можно дела партийные обсуждать». А потом они будут смотреть на багровый первомайский закат и пить за праздник водку из пластиковых стаканчиков.

Немного, правда, смущала Новодворская. Она лежала на Лехе и, как казалось нашему герою, дергалась и дышала. Впрочем, эти ощущения можно было списать на волнение.

После подъема и нескольких ухабов мотор заглох окончательно. Дверца салона распахнулась.

- Приехали! - заявил деда Стасик. - Ну, что, бабоньки, падлу для начала уконтрапупим?

- Падлу, падлу, - заскрежетала баба Надя.

- Так костер разводите, знак чертите, не стойте.

Леха ощутил, как его освобождают из объятий восковой куклы. Ему даже показалось, что Новодворская тихо и испуганно взвизгнула.

- И ты вылазь, паренек, - незлобиво велел деда Стасик.

Как-то даже и не верилось, что он сейчас убьет Леху.

Кое-как выбравшись из «газели» (а со связанными руками это - удовольствие невеликое), Леха осмотрелся. Они находились неподалеку от вершины горы. Как раз там, где кончался чахлый лесок, и начиналась массивная плешь из песка и камня.

Дождя уже не было.

Баба Надя возилась у костра, ломая об колено совсем не тонкие сучья. Некоторые из них могли бы даже сойти за бревно.

- Вот здесь посиди пока, - деда Стасик отвел Леху к стволу одного из деревьев. - Вздумаешь убегать, больно умертвим. Без наркоза…

- А если не буду?

- А не будешь, так водочки дадим. Пьяненьким за дело революции погибнешь, не мучаясь.

- Разве нельзя без… вот этого всего? - тревожно спросил Леха.

- Что как маленький? - доброжелательно спросил деда Стасик. - Революция, как говорил Владимир Ильич, в белых перчатках не делается. Для великого переворота нужны мозолистые и кровавые руки. А ты, паренек, не переживай. Мы, когда победим (а победим мы обязательно), твоим именем улицу назовем. Или школу какую-нибудь. Не забудем твоего вклада…

- Я живой, может, больше пользы принесу? - возразил было Леха.

Но дед вдруг отрезал:

- Ладно, некогда мне с тобой. Тут еще жертву святую надо принести.

С неожиданной ловкостью он поставил Лехе подножку, и наш герой пребольно хлопнулся наземь. В тело тут же впились шишки, сучки, случайный осколок стекла…

- Бля! - взвыл Леха. Ему было больно.

На краю леса занимался костер.

- Из искры возгорится пламя! - вещал, размахивая знаменем, деда Стасик.

На мгновение Лехе показалось, что изо рта у скульптора вырастают клыки. Длинные, как у вампира.

Баба Вера и баба Люба чертили на земле пятиконечную звезду. Восковое чучело Новодворской лежало на животе. Массивная белая задница мелко дрожала.

С немалым удивлением Леха отметил, что восковая фигура все-таки по-настоящему ожила. Сейчас она тоненько попискивала и скребла землю пальцами.

- Лежать! - рявкнул на нее деда Стасик. - Лежать, контра! Ну, что там, бабоньки? Все ли готово? Пентаграмма в норме?

- Все хорошо, - ответили старухи.

- Вбивайте колья! - скомандовал дед.

Баба Люба прошла к «газели», открыла дверь, достала оттуда кувалду и стальные колья. Залихватски хэкая, она принялась вколачивать в грунт стальные штыри.

- Теперь веревки! - руководил дед.

Новодворская, чувствуя скорую свою погибель, вдруг пронзительно заверещала.

- ША!!! - заорал на нее дед страшным голосом.

Да так, что Лехе тоже стало жутко.

Сидеть на холодной земле было неудобно. В тело впивался сырой после недавнего дождя растительный мусор. Да еще этот осколок.

«Стоп!» - подумал Леха.

Он незаметно привстал, связанными, уже начинающими затекать руками извлек его и принялся перепиливать тугие путы.

Впрочем, на Леху никто и не смотрел. Валерию Ильиничну волокли к пентаграмме. У самого знака ее перевернули на спину и принялись обвязывать веревками запястья и лодыжки.

Теперь-то, в отблесках костра, Леха вполне отчетливо видел, что и у бабок и у деды Стасика показались острые клыки.

«Вампиры, бля!» - ошарашенно осознавал Леха и сам не мог в это поверить.

- Ну, что, бабоньки мои революционные! - зычно гаркнул деда Стасик, хватая двумя руками древко знамени. - Во имя великой революции и светлого будущего, приговариваем мы контрреволюционную падлу к уничтожению. Раз и навсегда. Сдохни, иуда.