Шимун Врочек - Зомби в Якутске

— Объясни.

— С револьвертом вас мигом на каторгу, — Евдокия понизила голос, — здесь по-другому надобны, штабы самому чистым остаться. Есть один человек, он поможет. Никто и ведать не будет!

Григорий долгим взглядом посмотрел на большую щербатую луну, затем в глаза Евдокии. Глаза определённо не лгали, ей доверять можно:

— Убивца нанять что-ли?

Глаза у кухарки стали сплошь чернющими, даже белков не видать. Но это видимо оттого, что долго на луну смотрел.

— Дорого, возьмет, наверное.

— Да вы что, хозяин! Полиция это вмиг! — Евдокия торопливо с придыханием зачастила: — и так про вас уже всякое говорят, Настасью родители оберегают, сразу про вас вспомнют, Григорий Павлович. Я ж говорю — «по-другому», и нанимать никого не надыть!

— Ладно, как это «по-другому», не томи, Евдокия!

— Тот человек в Залоге живёт, к нему идти надобны. Никто и не догадается что к чему, не раз испытано. Да и не он это сделает, а «другой».

— Кто это «другой»? — по коже поползли мурашки: интонация, с которой Евдокия произнесла слово «другой», отметала сомнения в том, что дело затевается нечистое, тёмное. Однако, не зазря люди про неё всякое говорят. Белки глаз всё ещё не были различимы, будто чёрные стекляшки в глазницы вставлены. Гриша машинально посмотрел на луну, затем на белую шею кухарки — в глубокой прорези рубахи видны большие белые груди, креста и в самом деле нет, — ты про что это?

— Глядите, Григорий Павлович, добра желаю. Да не смотрите вы на меня так, мне же стеснительно! — Евдокия запахнула ворот, — всё-таки душевное здоровье, говорят, беречь надобны. Все болезни от этого.

Гриша отвёл взгляд в сторону:

— Ладно, с утра пойдём к нему, Евдокия.

— Спокойной ночи, хозяин! — ласково бросила в спину. Григорий не ответил, но подумал — «ведьма!».

Ночь была спокойной, только странные чёрные зеницы без белков мерещились. Тем не менее, Григорий в первый раз по возвращении с войны хорошо выспался.

Григорий с кухаркой направлялись в глухой район города — Залог. Проходя мимо Богородицкой церкви, Гриша, глядя на купола, перекрестился, кухарка же шла так, чтобы хозяин как бы прикрывал её от храма, кажется, даже ростом чуть меньше стала — до того ужалась. Перекрестилась ли она, Григорий не заметил, да это его и не интересовало: душа пылала жаждой мести.

Миновав пару кварталов, остановились у пустыря.

— Пришли, Григорий Павлович.

Молодой человек растерянно огляделся:

— Куда?

— К «нему».

В центре пустыря стоял неприметный, срубленный из сосны, старый дом. Создавалось впечатление, что вокруг этого дома стоит невидимая глазу крепкая ограда: теснившиеся вокруг дом а как бы не решались сдвинуться на это пустое место, теснились и теснились, не осмеливаясь развернуться хозяйствам вширь на свободной территории. Оттого и дворы у ближних домов были невероятно мал ы .

— Смелее, Григорий Павлович, — засмеялась кухарка. На миг показалось, что глаза у неё вновь стали сплошь чёрными, — это за что же вас георгиевской медалью наградили, куды ж вся храбрость то подевалася?

Гриша и в самом деле смутился не на шутку. День ясный, весёлый, небо чистое, а на душе тревожно. Грудь кольнуло — комар, наверное, Гриша прихлопнул. Снова кольнуло. Нащупал. Нет, это серебряный крестик как-то боком встал, колется.

Вспомнил — почему этот район города Залог называется: знающие люди говорили, что в старину именно на этом месте находилась «божедомка» — это общая яма, могила, которую устраивали во время мора, а также здесь было место погребения убитых во время восстаний язычников-туземцев, нищих и самоубийц. «Залаживали» их в яме сверху брёвнами, и всё. «Заложные» покойники должны были хорониться за речкой, так оно и было. Позже город разросся, подобные погребения приняли цивилизованный характер, и кладбище для отбросов общества устроили ближе к тюрьме.

Машинально поправив крест, отметая нахлынувшие сомнения, уверенно сказал:

— Веди, Евдокия!..

— …Крещёный, господин офицер?

— Конечно! — Гриша, не найдя в красном углу иконы, быстро перекрестился на окно и начал было расстегивать ворот гимнастёрки, — вот…

— Не нужно! — торопливо остановил хозяин мрачного дома, — значит, составим договор.

— Какой договор? Евдокия, ты же говорила найма не будет…

— Слушай, Григорий, — непривычно жёстко остановила Евдокия своего хозяина. Григорий стушевался, оробел от такого наглого поведения кухарки, — слушай, Григорий, что тебе говорят!