Анна Малышева: Конкистадоры

И тут, подчиняясь наитию, Морис посмотрел вниз и влево, как будто снова глядел из окна пустой комнаты на замурованный балкончик.

И тогда он увидел канал с бегущей вверх водой, с поворотами, нависшими друг над другом, с колоннами, скрепившими чудовищное каменное сооружение, отвесно стоящее над землей.

В тот миг, когда Морис это понял, его тело, давно висевшее под прямым углом, подчинилось закону тяготения, и он упал в циклопический лунный город, белоснежным амфитеатром оковавший равнину, над которой гремела заколдованной водой невозможная мельница.

– Морис! – Мать теребила его за плечо, старалась приподнять со стула, уже всерьез сердясь. – Ужин давно на столе! Почему отец и братья должны тебя ждать? Ты же самый младший!

Мальчик испуганно вскочил и тут же упал на стул, сжав ладонями виски. Еще миг он видел белый город, слышал шум падающей воды, и ему казалось, что ботинки и брюки насквозь вымокли. Он ощупал их. Сухие… Мать тем временем осматривала стол, покачивая головой и вздыхая.

– Значит, опять писал левой рукой? Когда ты отучишься? – Она нервно перебирала скомканные листы бумаги с рисунками и тетрадки с задачками по математике. – Математика – это единственное, к чему у тебя есть склонность, ну хоть это! Однако школы ты так все равно не закончишь. Подумай об экзаменах! Ведь мы вовсе не богаты, а кроме тебя, у нас с отцом еще четверо сыновей… И что с тобой будет, Мик?

Так она называла младшего, болезненного и втайне самого любимого сына, когда остывала и упрекала его лишь для вида.

– Ну, скорее, скорее, – торопила она его, помогая привести в порядок костюмчик. – Спать вечером, на закате, куда это годится! Так поступают только лентяи, а ведь мой Мик не лентяй? Он Эшер, а Эшеры никогда не ленились! Бери пример со своего отца! Да ну же, Мик, проснись! Что с тобой?

Она тревожно заглянула ему в глаза, где застыло странное, непонятное ей выражение. Сын оглядывал стены комнаты с таким видом, будто никак не мог в них поверить. Женщина опустилась на колени, подобрав подол длинного платья, отороченного дешевыми кружевами, и тщательно одернула на мальчике домашнюю курточку. Тот все еще смотрел в стену немигающим, застывшим взглядом.

– Морис! – уже с суровым видом поднялась она. – Или ты сию минуту спускаешься в столовую, или остаешься без ужина!

– Скажи, мама, – вдруг очнулся он, – есть у нас, во Фрисланде, белый город? Тут, совсем неподалеку?

И судорожно провел пальцами по левому виску, будто что-то припоминая.

– Белый город? – растерялась она. – Неподалеку? Мик, ты же знаешь, что здесь много городков.

– Нет, это не городок, а громадный город! – упрямо повторил Морис. – И там стоит мельница. Такая мельница, мама! Если бы ты видела!

– Во Фрисланде много мельниц. Это ты знаешь. А также знаешь и то, что вот-вот останешься без ужина.

– Нет-нет, я иду…

Морис выбежал на лестничную площадку, бросился вниз и, оступившись, кубарем покатился по ступенькам, сопровождаемый испуганными криками матери. Через мгновение рядом с ним собралась вся семья. Отец, суровый человек с орлиным носом, сосредоточенно щупал Морису пульс, старшие братья ошеломленно топтались вокруг, мать утирала слезы:

– Мик, можно ли так бегать! Двадцать три ступеньки! Где у тебя болит?

– Нигде, мама. – Он с трудом приподнялся и сел, продолжая обводить родной дом изумленным взглядом, будто очутившись в нем впервые. – Я просто отвык от этой лестницы. Понимаешь, она идет вниз, просто вниз. Когда спускаешься, то и впрямь спускаешься. Никакого обмана. А там была совсем другая.

– Выражайся яснее! – потребовал отец. – Где – там? Ты сегодня никуда не выходил!

– Каждую лестницу надо понять, вот в чем дело! – впервые в жизни перебил его мальчик. – Они все разные! Здесь, когда делаешь шаг вниз, в самом деле делаешь шаг вниз. А там было иначе – я поднимался, но в то же время спускался… Там не падаешь, когда должен упасть, и падаешь, как только об этом задумываешься. Я не успел отвыкнуть от той лестницы, вот и оступился на этой.

– Там? – Женщина отняла от губ скомканный мокрый платок и настороженно переглянулась с мужем. – Где – там? Где это?

– Я… не могу показать, – задумчиво проговорил Морис Корнелиус Эшер, поднимаясь с пола без посторонней помощи и отряхивая курточку. – Кажется, это очень далеко отсюда. Я это просто когда-нибудь нарисую, и тогда вы все поймете.

Романс об испанской жандармерии. Пер. А. Гелескула.