Анна Малышева: Конкистадоры

– Ну прошу вас! – Профессор зябко запахнул на груди плащ. – Согласитесь на несколько минут выступить в роли посредника! Ведь когда-то вы сами настаивали на этом! Я хочу только спросить об…

– Экспедиции на Меркурий. – Тень снова появилась на фоне окна. – Боюсь, что это совершенно неактуально. Моя дочь давно уже работает над новой планетной системой. Прежняя система ее разочаровала, не без вашей помощи. Вы не захотели ее принять всерьез, а теперь поздно. Дверь – там.

В машине ему пришлось проглотить несколько таблеток, в последнее время сильно пошаливало сердце. Профессор включил радио и тут же убрал звук. Ужасная музыка! А что передавали тогда, в семьдесят шестом году? На какой фильм его так звала Алиса?

«Это был „Человек, который упал на Землю“ Николаса Роуга, с Дэвидом Боуи в главной роли, – вдруг вспомнил он. – А по радио постоянно крутили „Дикий ветер“ в исполнении того же Боуи. Мне было сорок, и я тогда не знал, что такое таблетки. Алисе – двадцать три. И такие глупые голубые глаза, что можно было делать ставку – проживет сто лет. Обычно дураки живут долго. Женщине, которая ко мне пришла, было двадцать пять, и у нее на лице лежала маска обреченности. А об экспедиции на Меркурий никто и не думал».

Он нажал несколько кнопок на пульте магнитолы, настроился на волну, где передавали старые песни. Ехать пока не решался, таблетки отчего-то не действовали. Сердце как будто сжимала сильная, жестокая рука.

«Мы с удовольствием выполняем заявку нашего знаменитого ученого, профессора… – он изумленно услышал в эфире свое имя. – Хит семьдесят шестого года – „Дикий ветер“ в исполнении Дэвида Боуи!»

«Но я в жизни не звонил на радио! Я никогда ничего не заказывал!»

«Это чья-то шутка?!»

Он протянул руку, чтобы сделать звук громче, и рухнул на пол машины.

В темной комнате раздались легкие шаги, послышался плеск молока в чашке. Затем стук – чашку поставили на подоконник. Тень в кресле, до сих пор казавшаяся чем-то неодушевленным, внезапно шевельнулась.

– Ты работаешь? – спросила мать. Она всегда подкрепляла словами знаки, которые писала на ладони дочери. – Почти готово?

– Готово, – быстро ответила та, схватив ее руку и сделав несколько знаковых прикосновений. – Совсем.

– Пора спать.

Еще несколько движений, порывистых, нервных. Вопрос.

– У нас никого не было. – Пожилая женщина ласково склонилась над дочерью. – Тебе показалось. Это я двигала стулья в соседней комнате. Знаешь, отключили газ, так что я не смогла подогреть молоко. Ты уверена, что новая система готова?

Дочь уверенно провела по ее ладони ледяными пальцами. Ответ.

– Что ж, значит, нам пора переезжать.

Рад познакомиться! Никогда еще не давал интервью, хоть я и мэр. А что тут странного? Городок у нас маленький, место глухое, своей газеты нет. Присаживайтесь. Чаю? Кофе? Так о чем вы хотели спросить? А… Ну, тут я вам ничем помочь не смогу. У нас никто не помнит, почему эти кварталы назвали Северными. Какая-то путаница, а вмешиваться в это не стоит, существует такая вещь, как традиция. Чем меньше городок, тем больше в нем традиций и нелепостей, замечали? Во-первых, они вовсе не на севере города. А во-вторых, само слово «север» мало что здесь значит. Была война Востока с Севером, помните? Хотя, что я спрашиваю, ведь вы оттуда. Давно к нам никто не приезжал с Севера. А у нас настоящей зимы не бывает никогда, снег только в морозильных камерах, лед – в напитках. Мы не торгуем ни с одной северной страной, не поддерживаем туристических связей. Честно говоря, у нас и посмотреть-то не на что, кроме угольных копей. И тем не менее кварталы почему-то называют Северными. Еще кофе? Ну что ж, если понадобится моя помощь, заходите. Прямо говорите секретарше, что вы ко мне. Буду рад содействовать, ведь мы уже много лет как не враги. О нас на Севере, думаю, рассказывают разные байки, и я очень рад, что там наконец узнают правду.

Здравствуйте! А я думал, что вы уже уехали. Как рассказал жене, что на нашей станции сошел журналист, да еще с Севера, она мне не поверила. У нас тут журналистов не бывает, новостей-то нет! Тихо живем, ветка тупиковая. Газеты только из столицы получаем, а поезд приходит раз в три дня, да и то почти пустой. Мне ли не знать, я на этой станции двадцать лет служу. В основном отправляем составы, уголь, знаете, уголь. Молодежи, может, и скучно, а мы привыкли. И если там, в столице, случается что, мы уж тогда узнаем, когда столичные все уладили. Так лучше, спокойнее, да и что от нас зависит, мы люди маленькие. Что? Новости по радио? Да откуда же? Приемников в частном владении давно уже иметь не полагается, они только в Северных кварталах. Там – на каждом шагу, в каждом кафе, в аптеках и кегельбанах, пожалуйста! Что? Да, радиостанция всего одна, местная. Почему вы говорите, что это ущемляет наши права? Ничего не ущемляет! Охота радио послушать, покупайте билетик (недорого) и ступайте себе за стену, в Северные кварталы. Там еще много чего найдете, не соскучитесь. И девочки, и кино, и танцы. Это я, старик, больше туда не хожу, а молодые валом валят. Вы, небось, думаете, что у нас веселиться не умеют? Умеют, да еще как!