Роберт МакКаммон - Корабль ночи

В этот миг Мур сообразил, что еще немного – и он соскользнет в пропасть безумия. Что он ей скажет? Что видел живых мертвецов, которые старались схватить его и швырялись молотками и гаечными ключами? Что Смерть в последний миг почему-то передумала, или что она все-таки прибрала души команды, но выпустила на волю злобную ярость, вдохнувшую в их тела странную пародию на жизнь? Нет. Пресвятая Дева, нет .

– Сколько… – начал Мур. – Сколько человек было в команде такой лодки?

– От сорока пяти до пятидесяти человек, – ответила Яна, и ей показалось, что ее новый знакомый слегка побледнел. Он знал что-то важное, что-то, что непременно должна была знать и она. Нужно выяснить, что это.

Боже мой , чуть не вырвалось у Мура. Он взял свою чашку, сообразил, что кофе давно выпит, и поставил ее обратно на блюдце. Пятьдесят. Пятьдесят. Пятьдесят . Число стучало у него в висках. «Держитесь подальше от лодки, – сказал Бонифаций. – Держитесь подальше от Корабля Ночи». Корабль Ночи. Порождение тьмы, таящее тьму. Труба перископа заманила его в глубины, где он должен был выполнить возложенную на него ими задачу. Заприте ставни, окна, двери . Пять десятков зомби прячутся во мраке от враждебного солнца. И ждут. Ждут.

Ждут.

Яна сказала:

– Я хотела бы взглянуть на лодку сейчас.

Стоит страху закрасться в душу, и человек погиб. Страх заявляет о себе, чтобы прочно поселиться в мозгу, распахнуть перед глазами всю глубь коридоров ужаса, дразнить чувства присутствием чего-то неведомого, до чего как будто бы не штука дотянуться – но лишь как будто бы. По дороге к верфи Мур понял: страх – пожар, зажженный глазами и загадочными словами Бонифация, – быстро распространился по деревне. Везде появились засовы на дверях и ставни на окнах; кое-где на стенах виднелись наспех намалеванные вудуистские символы – охранные талисманы. До сумерек оставалось несколько часов, поэтому на улицах еще попадались редкие прохожие, а в гавани рыбаки готовили сети к утру понедельника, но атмосфера переменилась. Прилегающие к бару кварталы почти обезлюдели, и нигде не было видно ребятишек – никто не носился по пляжу, никто не играл в мяч между рыбацкими лачугами.

Ворота не починили, и Мур въехал на верфь через пролом. Несколько мгновений он лавировал среди сваленных грудами досок, мусора и бочек из-под солярки, потом проехал мимо склада – и сбросил газ. Двери склада были открыты, одна деревянная створка, сорванная с петель, лежала на песке, а у входа были в беспорядке раскиданы бочки, канистры и разбитые ящики. Мур знал, что складу полагается быть надежно запертым. Он поехал дальше, к доку.

Подъезжая, он тотчас увидел распахнутую настежь дверь, а за ней, в темноте, – покореженный корпус лодки. Он остановил машину и показал Яне на док:

– Она здесь.

Яна обошла пикап, залезла в багажник и раздернула молнию спортивной сумки.

– Здесь есть электричество? Дуговые лампы?

– Нет, – ответил он, не сводя глаз с квадрата черноты, зная, что за ним. – Док полностью обесточен.

Яна открыла сумку, вынула фотоаппарат в футляре и вспышку, застегнула молнию, открыла футляр, прикрепила к «Никону» вспышку и повесила аппарат себе на грудь.

– А теперь, – сказала она, – посмотрим на вашу драгоценную реликвию.

Они долго стояли в смрадной темноте, пока их глаза не начали различать четкие контуры огромного корабля. Доисторическое чудовище, подумал Мур. Яна закашлялась, прикрывая рот рукой.

– Хлор, – пояснила она. Ее спокойный голос эхом отразился от металла. – Батареи подтекают. – Разглядев наконец лодку от носа до кормы, Яна затаила дыхание, шагнула вперед, моргнула и сделала такое движение, словно хотела коснуться ее.

– Боже мой, – благоговейно выдохнула она, устремляясь вперед. – Боже мой! Мур пошел за ней, перешагнув через подвернувшийся под ноги ящик с надписью «СМАЗКА. ДВАДЦАТЬ БАНОК».

С полгода тому назад Яна ныряла в мутную зеленую воду в двадцати милях к северу от Ямайки и на глубине девяноста четырех футов нашла подводную лодку, которая в дни своей славы точь-в-точь напоминала эту. Сперва она увидела длинный, темный, сигарообразный силуэт, потом, зависнув над ним, – сплошную массу кораллов, из которой торчали покореженные металлические ребра. Люки были открыты, круглые отверстия забиты водорослями и полипами, от боевой рубки не осталось ничего, кроме темного цветка, раскрывшего свои лепестки там, куда угодила бомба или снаряд, а в самом центре системы трубопроводов, в месте пересечения труб, поселились морские звезды и пятнистые угри. Та лодка была мертва, она утратила свою грозную силу. Но эта, от которой Яну отделяло всего несколько футов… была совершенно другая. «Это розыгрыш, мистификация, – внезапно подумала она, – кто-то подшутил надо мной. Лодка не может столько времени провести под водой и не превратиться в ржавую развалину». Но нет; лодка была настоящая, целая и невредимая. Яне приходилось видеть суда, которые в считанные месяцы под водой приходили в куда худшее состояние, чем это, и теперь она никак не могла поверить своим глазам. Она взяла в руки фотоаппарат, включила вспышку – для подзарядки, – немного подождала и неторопливо двинулась вдоль левого борта и обратно, аккуратно фотографируя. Когда она окликнула Мура, он расслышал в ее голосе возбужденные нотки: