Роберт МакКаммон - Ваал

Ни того, ни другого.

Жалобно заскулила собака. Другая подхватила. Черныш угрюмо молчал; когда заскулил третий пес, вожак клацнул зубами у его бока.

Зарк тряхнул головой.

– Ничего не понимаю, – негромко пробормотал он себе под нос. – Гама! – крикнул он собакам, и нарты заскользили вниз по склону.

Не прошло и четверти часа, как они очутились на равнине. Ракета погасла, и их вновь обступила тьма. Вирга слышал, как тяжело дышит Зарк. Собаки натягивали постромки – может быть, они узнали место, где получали еду и отдых. Вирга напряженно вглядывался в темноту, но стариковские глаза ничего не могли разглядеть, и он проклял свою слабость.

Вдруг собаки с обиженным тявканьем остановились, сбившись в клубок, словно разом налетели на стеклянную стену.

Зарк выругался. Он крепче стиснул валек и щелкнул кнутом над головой вожака. Черныш рванул вперед, натягивая постромки, но упряжка, поджав хвосты, артачилась и упиралась. Зарк вытянул их кнутом, но ничего не добился.

На снегу отпечатались уходящие в сторону Сагитака следы множества полозьев, и Вирга рассудил, что в таком случае вряд ли их нарты наткнулись на камни или иное препятствие. Если глазомер его не подвел, до поселка оставалось около ста ярдов.

Проклинающий все и вся Зарк отшвырнул кнут, выхватил из саней ружье и бросил попутчикам: «Собаки уперлись. Я пойду вперед. Вы со мной?»

– А в чем дело? – спросил Вирга, боясь услышать ответ. Кромешная тьма впереди вселяла страх.

Глаза Зарка на миг вспыхнули.

– Это я и собираюсь выяснить. – Он взял фонарь и пошел за его желтоватым светом по изъезженному снегу. Вирга и Майкл поплелись за ним. Дважды Зарк останавливался, нагибался и внимательно рассматривал следы полозьев.

Позади жалобно повизгивали собаки. Неожиданно Зарк остановился и принюхался. Лицо его в желтоватом свете фонаря было сосредоточенным и напряженным.

– Чуете? – спросил он Майкла.

– Нет. А что чуете вы?

– Кровь, – ответил охотник. Он поднял фонарь повыше и пошел вперед.

На снегу застыли черные лужи. Вирга старательно обходил их, чувствуя, как отчаянно колотится сердце, готовое выпрыгнуть из груди. Собак больше не было слышно. Вирга затосковал по любому, какому угодно звуку, пусть бы даже это был пронзительный вой ветра.

Зарк снова остановился и вытянул вперед руку с фонарем. Мягкий свет разлился по окровавленному снегу, заскользил вперед вдоль узкой тропы, которая постепенно расширялась, и наконец выхватил из мрака нечто такое, отчего Вирга сдавленно охнул, а Зарк застыл на месте, как вкопанный.

Перед ними был труп эскимоса в окровавленной кухлянке, привязанный сыромятными ремнями к грубо сколоченному кресту, вбитому в вечную мерзлоту. Крест был перевернут, и остекленелые глаза эскимоса находились у самой земли. Вирга вдруг вспомнил, что где-то уже видел над дверью перевернутое распятие, но внезапно прихлынувшая к голове кровь помешала ему сообразить, где именно он его видел.

Зарк посветил чуть в сторону, и они увидели на горле бедняги глубокую резаную рану. В глубине белела кость; под головой с разинутым в невыразимом, первобытном ужасе ртом натекла лужа черной маслянистой крови.

Он был не один.

Зарк быстро посветил фонарем вправо, потом влево. Они увидели длинную шеренгу трупов. Одни были выпотрошены, другие обезглавлены, и все висели на кощунственных крестах, ровным строем уходивших в темноту за пределы круга света, куда-то, как показалось им, в бесконечность. Вирга уловил запах крови, который еще издалека учуял Зарк, и с глухой тревогой заметил, что стоит в замерзшей кровавой луже. Его торбаса присыпал красный снег.

– Тридцать шесть мужчин, – внезапно сказал Зарк таким голосом, словно силы полностью оставили его. – Двадцать восемь женщин. Все убиты.

– Граница, – обронил Майкл.

– Что? – не понял Вирга, с трудом отрывая взгляд от исковерканных трупов на крестах.

– Это предостережение всякому, кто доберется досюда. Наглядный пример того, что ждет его за этой границей.

– Все, – бормотал Зарк. Он водил фонарем и, не веря своим глазам, смотрел на длинный ряд страшных распятий. Выхваченные из темноты лица устремляли на него неподвижный взгляд покрытых ледяной коркой глаз. Из разинутых перекошенных ртов рвался беззвучный предсмертный крик. Скрюченные пальцы раскинутых рук старались удержать последние крохи жизни. Эти люди умерли страшной, мучительной смертью – еще более страшной и мучительной от ужасного сознания того, что их ждет.