Кэт Ричардсон - Вервольф перед Рождеством

— Это когда ты умер, Мэтти-малыш.

— Но я не мертвый! И не помню, чтобы умирал.

— А ты подумай, что ты только что видел…

Книгу захлопнула рука в красной перчатке. Святой Николай вырвал книгу у своего спутника.

— Ну-ну, Питер! Не пугай бедняжку Мэтти, он сегодня очень хорошо поработал. Это имя с вечера было написано угольно-черным, и мы еще поговорим, откуда взялась эта чернота…

— Расскажи про букву «X»! — зарычал Маттиас.

Дедушка Мороз ответил тяжелым вздохом.

— Долго рассказывать, а солнце нас догоняет. Когда-нибудь в другой раз, чтобы нам не застрять здесь на Рождество.

— А я не застряну, — возразил Маттиас. — Мне не нужна волшебная упряжка, чтобы лететь домой — я и так дома, или рядом с ним.

Мэтт сгорбился, ощетинился, припал к земле, готовый прыгнуть на человека в красном и совершенно забыв об упряжи.

Святой Николай посмотрел на небо на востоке, потом снова на вервольфа. Маттиас не видел никаких изменений в цвете ночи, но, наверное, это приходит с опытом. Как и умение проникать в дома.

— Хорошо, — согласился Санта. — Ты знаешь, что я — святой покровитель детей. Так случилось из-за того зла, которое сотворил вот этот человек. — Он показал на Черного Питера, тот ответил злым взглядом. — Когда я был епископом мирликийским, в одной деревне пропали трое мальчиков. Это были закадычные приятели и проказники, так что сперва никто их не хватился, думая, что они затеяли очередную шалость. Но их долго не было, и родные начали беспокоиться. В других деревнях в то время был голод, и многие впали в отчаяние. Больше всего страдал сам город, ибо слишком было много ртов, и не хватало провизии из деревень и с приходящих судов.

Я купил у одного капитана груз зерна. Он был предназначен могущественному властителю, чьи земли располагались дальше по берегу, но капитан продал мне его ради милосердия, и это было угодно Богу. За доброту Господь возместил ему проданное зерно, и он не был наказан грозным хозяином за нехватку.

Люди плакали от радости, но среди этих радостных слез я услышал горький плач печальных родителей о пропавших детях. И еще другой звук — голоса самих мальчиков, умоляющих о жизни.

Я пошел на звук этих мольб и пришел к дому мясника — жирного и злого мясника по имени Рупрехт, — святой грозно посмотрел на свою тень, — который заманил мальчишек в дом, убил их и разделал как туши. Куски он засолил и хотел продавать как солонину своим согражданам. Прибытие зерна заставило его отложить свои планы, поэтому я нашел убитых мальчиков на месте, воскресил их из мертвых, и отослал к родным. Рупрехт во искупление своих грехов сделался моим помощником. Он ведет списки и наказывает плохих детей, чтобы они не выросли такими, как он. Я его теперь называю Питером, чтобы не напоминать о его злодейском прошлом. Может быть, это было ошибкой, — добавил святой, сурово глядя на черного человека.

— Теперь ты видишь, что у меня есть власть возвращать детей к жизни, но только однажды и только на Рождество. Тебе было три года, Маттиас, и твоя семья погибла в пожаре. Это случилось как раз на Рождество. Твоих родителей я спасти не мог, потому что у меня нет такой власти, но я оживил тебя. Ты всегда был хорошим мальчиком.

— И ты меня оживил — зачем? — взревел Маттиас. — Чтобы я стал сиротой, которого все ненавидят? Ругают, что выжил, когда родители погибли? Перебрасывают из приюта в приют? Чтобы мучился от нищеты и голода? Это и был твой дар — единственный дар, могу заметить! За все эти годы ты мне ни разу ничего не подарил!

Олени шарахнулись от разъяренного вервольфа, сбиваясь в кучку.

Святой Николай поднял руки, успокаивая оленей, потом нахмурился и посмотрел на Маттиаса:

— Ты их не получал? Я тебе каждый год приносил. Мелочи, конечно, но я думал, ты поймешь. Я не мог их делать слишком заметными, но они были. У тебя всегда ботинки были по ноге. Красное пальтишко тебе на пятилетие с пожарной машинкой в кармане…

— Не было у меня пожарной машинки! И красного пальтишка тоже не было! — Олени вздрагивали от испуга, сани пошатывались от яростных рывков Маттиаса. — Ботинки жали и текли. Монахини меня били линейкой по рукам до крови, и каждый день все мы ложились спать голодными, кроме сочельника, когда нам люди приносили ненужную им еду! Ты меня воскресил и бросил жить в аду. Что ты за святой после этого?

Агиос Николаос посмотрел на Черного Питера:

— А ты что на это скажешь?

Каратель плохих детей только покачал головой, но в красных глазах мелькнул огонек.