Роберт МакКаммон - Моё!

Она услышала шорох пакета. Затем его голос:

– Эй, Джинджер! Зачем это ты набрала всего этого детского питания?

Ответ пришел к ней по дороге в кухню:

– Тут одна кошка бродит, я ее подкармливаю.

– Кошкой Любит детское питание? Черт побери, ненавижу кошек. У меня от них мурашки. – Карие глаза-бусинки Горди все время двигались, вторгаясь в ее жизнь. Они увидели корочку обгорелой пластмассы на одной из горелок плиты, отметили этот факт и двинулись дальше. – У тебя тут тараканы, – заметил он. Пока Мэри убирала свои покупки, он прошелся по кухне и остановился перед вырезанной из журнала и вставленной в рамку фотографией улыбающегося младенца. – Ты немножко того к младенцам, верно?

– Да, – сказала Мэри.

– Как же вышло, что у тебя нет своего? «Храни тайну, – подумала Мэри. – Горди – это мышка, щиплющая крошки между клыками тигра».

– Вот так. Просто не завела.

– Ты знаешь, это странно, да? Ведем с тобой дела уже.., сколько? Пять, то ли шесть месяцев, и я ничего о тебе не знаю. – Он вынул из кармана своей рубашки зубочистку и стал ковырять ею в мелких желтых зубах. – Даже не знаю, откуда ты.

– Из ада, – сказала Мэри.

– Ух ты! – В притворном страхе он вскинул руки вверх. – Не пугай меня, сестра. Нет, я серьезно. Откуда ты?

– В смысле где я родилась?

– Да. Ты ведь не из этих мест, потому что у тебя нет акцента Джорджии.

Она решила рассказать ему. Может быть, потому, что уже очень давно этого не произносила.

– Ричмонд, Вирджиния.

– А как ты сюда попала? Почему ты не в Вирджинии? Пока Мэри запихивала свежезамороженные обеды в морозилку, ее мозг сплетал ткань выдумки.

– Развелась несколько лет назад. Мой муж поймал меня с пижончиком помоложе. А он был ревнивый, зверюга. Сказал, что изрежет меня и оставит истекать кровью в лесах, где меня никто не найдет. Сказал, что если он сам этого не сделает, то у него есть друзья, которые это сделают. Вот я и смылась. И никогда даже не оглядывалась назад. С тех пор все еду. Я много где побывала, но дома себе пока не нашла.

– Изрежет тебя? – Губы Горди вокруг зубочистки сложились в ухмылку. – Не могу поверить. Мэри уставилась на него.

– Я в том смысле, что ты ж очень мощная женщина. Это ж какой должен быть мужик, чтобы тебя одолеть?

Она убрала баночки с детским питанием в стенной шкаф. Горди издал над своей зубочисткой чмокающий звук, совсем как та девочка с пустышкой.

– Еще что-нибудь хочешь знать?

Она закрыла дверцы шкафа и повернулась лицом к нему.

– Да. Например, сколько тебе лет?

– Слишком много лишнего для идиотского трепа. Ты принес заказ?

– Он прямо у моего сердца. – Горди залез во внутренний карман своей куртки и вытащил целлофановый пакетик, в котором лежал небольшой квадратик вощеной бумаги. – Подумал, может, тебе понравится оформленьице.

Он протянул пакетик Мэри, и она разглядела пять небольших желтых улыбающихся лиц, таких же, как на ее значке, и расставленных на равном расстоянии по квадратику.

– Мой друг – настоящий художник, – сказал Горди. – Он может сделать почти любое оформление. Тут на днях клиент захотел маленькие самолетики. А еще один хмырь попросил американский флаг. За исполнение в цвете – дополнительная цена. В общем, моему другу его работа нравится.

– Твой друг хорошо работает.

Она подняла бумажку против света. Улыбающиеся лица были сделаны желтой пищевой краской с лимонным ароматом, а крохотные черные точки глаз были дешевой, но мощной кислотой, вырабатываемой в лаборатории возле Атланты. Она вытащила из сумочки бумажник и «магнум» тоже из нее убрала. Пистолет она положила на кухонную стойку и отсчитала пятьдесят долларов за свое приобретение.

– До чего славная штучка, – сказал Горди. Его пальцы ощупывали пистолет. – Спорить могу, что им ты тоже отлично владеешь. – Он принял деньги и положил их в джинсы.

Этот «магнум» Мэри приобрела у него в сентябре, через два месяца после того, как бармен из забегаловки «Перпл Пипл Итер» вывел ее на Горди. Пистолет тридцать восьмого калибра, лежавший в выдвижном ящичке, и обрез были приобретены за последние годы по другим каналам. Мэри всегда и везде старалась найти тех, кто мог удовлетворить две ее страсти: ЛСД и оружие. У нее всегда была любовь к оружию. Ее завораживали тяжелый холодок и запах этих игрушек, их мрачная красота и лощеность. «Феминистская зависть к члену» – вот как он это называл, давным-давно уже, Лорд Джек, говорящий из серого тумана памяти.

ЛСД и оружие были звеньями, которые соединяли ее с прошлым, без них жизнь была бы так же пуста, как ее чрево.