Стивен Кинг - Кладбище домашних животных

Он вошел в дом, стараясь держаться в тени, и отпер заднюю дверь. Он прошел через кухню, не зажигая свет и прошел в маленькую ванную между кухней и столовой. Здесь он нажал на кнопку выключателя, и первое, что он увидел, был Черч, сидящий на бачке и глядящий на него своими мутными желто-зелеными глазами.

— Черч, — сказал он. — Я думал, я тебя выставил.

Черч только смотрел на него с верхушки бачка. Да, перед уходом он выгнал его за дверь. Он помнил это совершенно четко. Только недавно он вставил стекло в полуподвале, надеясь, что это решит вопрос. Но кого он хотел обмануть? Если Черч хотел войти, он входил. Потому что теперь он был другим.

Но какое ему дело? Это пустяк, ему сейчас совсем не до того. Он чувствовал себя чем-то недочеловеком, ожившим зомби Джорджа Ромеро или одним из «полых людей», сбежавшим из поэмы Т.С.Элиота. «Странно, что у меня еще не отросли когти после этого Чертова болота», — подумал он, сдавленно хихикнув.

— Садовая я голова, Черч, — сказал он хриплым голосом. — Да-да, уж поверь мне.

Он расстегнул рубашку. На левом боку набухал громадный синяк. Спустив штаны, он увидел, что колено, которым он приложился о камень, раздулось, как воздушный шар. Оно уже отливало пурпуром, и он побоялся, что скоро просто не сможет согнуть ногу. Такие вот вещи могли всерьез напомнить о себе в дождливые дни на склоне его жизни.

Он протянул руку погладить Черча, чтобы почувствовать хоть какую-то поддержку, но кот спрыгнул с бачка, отошел своей шатающейся походкой и сел в другом месте. Он продолжал глядеть на Луиса пустыми желтыми глазами.

В аптечке была мазь. Луис опустил крышку унитаза, сел и смазал колено. Потом он кое-как, довольно неуклюже, проделал ту же операцию с боком.

Он вышел из туалета и прошел в комнату. Включив свет в холле, он постоял на ступеньках, тупо осматриваясь вокруг. Каким странным казалось все это! На этом месте он стоял на Рождество, когда подарил Рэчел сапфир. Он лежал в кармане его халата. Вот там он сидел, рассказывая Элли о смерти Нормы Крэндалл после сердечного приступа — он просто не мог поверить этому. В том углу стояла елка. К этому окну Элли прилепила свою бумажную индейку — ту самую, что Луис принял за футуристическую ворону. А еще раньше комната была пуста, лишь посередине лежали коробки с их вещами, приехавшими со Среднего Запада. Он вспомнил, каким ничтожным выглядел их скарб в упакованном виде — маленький вал, ограждавший их семью от чужого и враждебного мира.

Каким странным это казалось... и как ему хотелось, чтобы они никогда бы не слышали о Мэнском университете, о Ладлоу, о Джуде и Норме Крэндалл, обо всем этом.

Он в белье поднялся наверх, вошел в верхнюю ванную, взял стул и вынул из верхнего шкафчика небольшую черную сумку. Он отнес ее в спальню, сел и начал рыться в ней. Да, там были шприцы, и хирургические ножницы, и приготовленные ампулы со смертоносным содержимым в бумажной упаковке.

Это могло понадобиться.

Луис закрыл сумку и поставил ее возле кровати. Он потушил свет и лег, подложив руки под голову. Он часто лежал так здесь, отдыхая. Мысли его снова вернулись в Диснейуорлд. Он увидел себя в ослепительно белой форме, за рулем белого фургончика с ушами Мики-Мауса — скорая помощь, посетители могут быть спокойны.

Гэдж сидел рядом, загорелый, пышущий здоровьем. Тут был Утенок Дональд, пожимающий малышам руки; Гэдж с восхищением смотрел на него. Тут был и Винни Пух, обнимающий двух смеющихся старух так, что третья могла снимать это на пленку; и маленькая девочка в нарядном платьице кричала: «Я люблю тебя, Тигра! Я люблю тебя, Тигра!»

Они с сыном были на дежурстве. Они с сыном дежурили в этой волшебной стране, бесконечно кружа в своем белом фургоне с красным крестом. Они не ждали беды, но были готовы встретиться с нею лицом к лицу. А беда и здесь, в этом безмятежном месте, была рядом: весельчак, идущий по Мэйн-стрит в кино, мог схватиться за грудь в припадке сердечной боли, беременная женщина могла внезапно почувствовать схватки, спускаясь по ступеням Небесной Колесницы, девочка, хорошенькая, как кукла, могла забиться в падучей, колотясь туфельками о цемент в такт бессвязным сигналам больного мозга. Могли случиться солнечный удар, и сотрясение мозга, и инфаркт; Оз Великий и Узасный подстерегал свои жертвы и здесь, — может быть, он смотрел вниз своим пустым пристальным взглядом с верхушки монорельса или с одной из смотровых площадок, а может, бродил внизу, и Луис с Гэджем принимали его за одну из ряженых фигур, вроде Мики, или Тигры, или Утенка. Но Луис с Гэджем знали его, они встречались с ним в Новой Англии не так давно. Он только и ждал момента, чтобы заставить их оцепенеть от ужаса, запихнуть в свой ужасный мешок и унести в небытие. Смерть таилась в каждом пакетике земляных орехов, в каждом бифштексе, в каждой пачке сигарет. Он все время был рядом, он стерег все переходы из этого мира в вечность. Грязный шприц, ядовитое насекомое, упавший провод, пожар в лесу. Коньки, на которых так любят кататься маленькие дети. Даже когда вы шли в ванную принять душ, он был там. Душ на двоих. И когда вы садились в самолет, он залезал в ваш багаж. Он был в воде, которую вы пили, в еде, которой вы утоляли голод. «Кто там?» — вопрошаете вы у темноты, когда вам страшно и вы одни, и, если бы вы хорошенько прислушались, то могли бы услышать его ответ: Не бойся, это я. Привет! Я принес вам рак, не угодно ли? Заражение крови! Лейкемию! Атеросклероз! Коронарный тромбоз! Энцефалит! Остеомиелит! Хей-хо, а ну пошли. Подонок с ножом в двери. Телефон, звонящий среди ночи. Кровавая каша в разбитой машине. Полная пригоршня, ешь на здоровье. Посиневший ноготь, следом асфиксия — и вот уже умирающий мозг безуспешно борется с агонией. Привет, ребята, меня зовут Оз Веикий и Узасный, но вы можете звать меня просто Оззи — мы же старые друзья. Только подождите, я подарю вам небольшой сердечный приступ, или тромб, или еще что, а потом мне надо отлучиться, у меня есть маленькое дельце в Омахе.