Кэрри Гринберг - Лорелея

Она пристроилась рядом у окна, и некоторое время они молча стояли, изображая заинтересованность в римских предместьях, мимо которых их мчал поезд.

- Я согласна, - вдруг сказала она.

Артур удивленно посмотрел на вампиршу, пытаясь понять, на какой незаданный вопрос был этот ответ. То, что она рылась у него в мыслях, как в своих вещах, хоть и раздражало, но давно стало привычным.

- Про убийства, - Мицци произнесла это так тихо, что можно было прочесть только по губам, хотя кроме них никого больше в коридоре не было. На Артура она старалась не смотреть. - Я помню, о чем ты просил меня в Париже.

- Но вчера ночью... Ведь мне не показалось, верно? И я слышал какие-то разговоры, что в вагоне третьего класса пропал человек.

Он не закончил мысль, но вампирша согласно кивнула, все еще не поднимая на него взгляда. Разговор выходил ужасно неловким и никак не хотел строиться. Но как еще говорить про убийства, Артур не представлял, а Мицци то ли разделяла серьезность момента, то ли пыталась подстроиться под его восприятие. Но вопрос так и не был задан, а ответ не был получен.

- Я постараюсь, - вновь сказала она после некоторой паузы. - Я не могу обещать, но я постараюсь. Просто это действительно очень сложно. Но ведь по-другому не может быть?

Артур вновь отчетливо услышал это непроизнесенное 'мы'. 'Ведь по-другому у нас не получится?' - хотела спросить девушка, но так и не смогла. 'Ни по-другому, ни как-либо еще, дорогая Мицци, и ты это прекрасно знаешь'. Юноша осторожно прижал вампиршу к себе и обнял: ту, о которой он только и мечтал последнее время, которую боялся, и которая теперь принадлежала только ему. Ее волосы, ранее расплавленным золотом мерцающие среди огней ночного Парижа, смешно щекотали нос и были мягкими на ощупь. И - если уж быть совсем романтичным - можно было попытаться представить, как ее сердце бьется в унисон с его.

Впрочем, неважно, длилась ли их идиллия несколько секунд или десятки минут, но ее разрушили пассажиры с чемоданами, стремящиеся к выходу из вагона. Поезд прибыл на вокзал Термини, чье строительство завершилось совсем недавно, но который уже по доброй итальянской традиции был полон людьми, как встречающими и провожающими, так и торговцами всех мастей, и попрошайками, и затерявшимися среди них карманными воришками... Носильщики уже поджидали, и, когда двери в вагон первого класса открылись, принялись наперебой предлагать свой услуги. Дешевле, конечно, во всей Италии было и не сыскать.

'...Рим производит впечатление двоякое. Он прекрасен, грандиозен, Город из Городов, его величие невозможно постичь, но в то же время память о Древнем Риме и Ренессансе погребена под ветхими стенами и грязью, и, чтобы добраться, до древних жемчужин, надо потратить немало времени и сил.

Но не буду тебя пугать - это лишь первое впечатление от города. Стоит пройти чуть дальше, заглянуть в пустые дворы огромных, некогда богатых домов, остаться одному в маленькой церкви, видевшей в свои лучшие годы всю роскошь Рима, оказаться рядом с развалинами древнего Форума, более полутора тысяч лет пролежавшими под землей, и вся эта поверхностная суета перестает замечаться. Пусть сейчас Рим - лишь бледный призрак себя самого, сначала погибшего от рук варваров, а затем - еще раз - после падения Священной империи, все равно он остается тем городом, о котором мы читали в детстве, рассматривали картинки и мечтали увидеть хоть одним глазком.

Здесь может надоесть в первый же день, но и года не хватит, чтобы познать и понять этот город целиком. Каждый раз, стоит лишь пробраться через грязную площадь у Пантеона или у Санта-Марии-Маджоре, где толкаются бездельники всех мастей и торгаши, жаждущие всучить свой ненужный товар случайному прохожему, оказываешься на тихой улочке между холодными стенами старых домов, где царит тишина и покой - и так уже на протяжении веков, неизменно, нетленно...'

На конверте Артур привычно написал адрес: Роуздэйл, Суффолк, Англия. И, немного задумавшись, в левом углу вывел '... Рим, Италия'. Это было первое и последнее письмо, написанное сестре из Вечного Города. Прежде чем заклеить конверт, он скептически пробежал глазами несколько исписанных листов. Вроде бы все как надо. Особое внимание, конечно же, он уделил музеям. В первую очередь - Ватиканскому, куда уже давно съезжаются туристы и ценители искусства со всей Европы.

Артур чувствовал, что письмо это сильно отличалось от тех, что он писал сестре раньше из Парижа. Тогда все было намного проще: можно было писать правду. Сейчас же приходилось думать над каждой фразой, словно любым неосторожным словом Артур мог выдать себя и Мицци заодно. Поэтому-то он ничего и не рассказывал о себе, отделавшись фразой, что с ним все в порядке. Зато в красках расписал римские церкви, музеи, виллы и парки, частично пересказав путеводитель - этого должно было хватить. Он давно уже не писал на родину - с конца апреля или, по его собственным ощущениям, с прошлой жизни.