Кэрри Гринберг - Длинная серебряная ложка. Приключения британцев в Трансильвании

Золотые монеты не высятся над столом привычными столбиками, но свалены грудой, словно владелец и не считал их вовсе, а отмерил на глаз – сотней дублонов больше, сотней меньше, какая разница. Словно это вообще не деньги, а мраморные шарики или прочая дребедень. Когда они отражают отблески камина, кажется, что на скатерти тлеют угли. Быть может, потому мужчина, который так и мусолит деньги взглядом, не смеет к ним прикоснуться. На нем сюртук из дешевого сукна, выдающий в своем владельце мелкого клерка, но несвежий, наспех завязанный шейный платок, подбородок, уже неделю алчущий встречи с бритвой, и всклокоченные волосы выступают в качестве молчаливых обвинителей. Глаза у мужчины нездорово-красные. Хотя их оттенок и в сравнение не идет с цветом глаз того, кто сидит напротив, лениво развалившись в кресле с высокой резной спинкой. У нашего нового персонажа в глазах мерцание древних, медленно умирающих звезд.

Некоторое время мужчины сидят молча. В силу сословных различий, один не решается заговорить, не будучи спрошенным. Второй же наслаждается ароматом, который перебивает как запах сосновых дров, потрескивающих в камине, так и амбре, исходящее от грязной сорочки этого крайне невезучего клерка. Но и аромат начинает раздражать. Все равно что нюхать жаркое, не имея возможности его попробовать. Впрочем, возможность-то у него имеется, да только блюдо не готово. В отличие от жаркого, которого сколько положи в горшок, столько и вынешь, люди умеют размножаться. Отлично. У него хватит терпения.

– Полно вам кокетничать, будто монашке в винной лавке. Ну же, берите. Все ваше.

Заимодавец небрежным жестом отталкивает монеты. Длинные, слегка загнутые ногти оставляют бороздки на бархатной скатерти. Не поднимая глаз, клерк сгребает монеты и рассовывает по карманам. Они падают, он ныряет за ними под стол.

– Я верну, сударь, все верну! – бормочет он. – Назначьте любой процент – сто, двести, да сколько вашей душе угодно!

– Моей душе давно уже ничего не угодно, – подавив зевок, отвечает собеседник. – А пока я еще обладал этой, в сущности, бесполезной материей, и тогда цифры не больно-то меня заботили.

– В таком случае…

– Любезный, вы ведь осознаете мою природу, – он растягивает губы в улыбке, лишь на мгновение, но мужчина успевает заметить все, что требовалось.

– …суеверие… не существует, – можно разобрать в его слабых протестах.

– Конечно, не существует. И ничего-то сейчас не происходит, – ободряет клерка его галлюцинация, у которой он только что занял крупную сумму наличными. – Считайте, что вы попали в сказку. А в сказках, как известно, мешок золота – это символ перемены в обстоятельствах, а не энное количество франков и су. Точно так же кредиторы в сказках не докучают должникам векселями. Примените фольклорную логику, друг мой, тогда и поймете, как со мной расплатиться. Вернее, кем.

Но наша история начинается совсем не так.

– А нет ли в ваших краях, к примеру, замка? – осведомился молодой человек, сидевший за столиком трактира «Свинья и Бисер» на задворках захудалой карпатской деревушки.

Юноша прозывался Уолтер Плезант Стивенс, и имел он 23 года от роду. Нельзя сказать, что он был нехорош собой, хотя и красавцем его тоже не назовешь. Светлые, слегка рыжеватые волосы, серые глаза и широкоскулое лицо не придавали ему никакой примечательности. Как говаривал его старший брат Сесил, с такой внешностью сподручно воровать кошельки, все равно никто не опознает.

Искоса Уолтер взглянул в окно на упомянутое им строение, маячившее вдали. Замок, возвышавшийся над поросшей елями скалой, виднелся так четко, словно был выгравирован на закатном небе. Прищурься – и разглядишь флюгер на одной из башен. Однако ответом мистеру Стивенсу стало молчание, изрядно разбавленное неприязнью. Продержалось оно с минуту, а затем гости, коих в трактире насчитывалось с дюжину, вернулись к своим прежним занятиям. Кто тянул мутную брагу из кружки, кто сражался с монументальной котлетой, а некий весельчак решил разрядить атмосферу песенкой, но сбился в конце куплета. Огладив бороду нервным движением, Габор Добош, хозяин славного заведения, расхохотался, но как-то чересчур высоко: