Иннокентий Соколов - Бог из глины

Избавившись от дома, Надежда не смогла отказать себе в желании посмотреть на него еще раз — приехав через пару месяцев, она была приятно удивлена. Тот старый дом, ничем не походил на угрюмого старика. Новые хозяева сменили забор, (Надежда прошлась вдоль ворот, прикасаясь к чугунной решетке ограды), поставили новые окна, разобрали крышу, унылый шифер заменила голубая черепица, разбили у входа два небольших цветника — что и говорить, дом оказался в хороших руках. Надя не стала заходить внутрь — не захотела тревожить хозяев. Постояв немного, развернулась и пошла вдоль дороги, надеясь, что никогда больше не вернется сюда. Уходя, оглянулась — дом, словно прощался с ней. Нахмурившись, Надежда ускорила шаг, навсегда покидая этот город…

И вот теперь, у нее оставалось еще одно, последнее дело.

Надежда прошлась вдоль дороги, громко цокая каблуками, остановилась. От дороги в сторону вела небольшая улочка. Если идти по ней до самого конца, можно попасть в сказку.

Дорога осталась позади, Надя осторожно шла по улочке, вспоминая, заново обретая прошлое.

Когда-то давным-давно, улица обрывалась шлагбаумом, за которым ржавели железные ворота электрической подстанции. Вдоль бетонного забора, змеилась тропинка, а еще дальше, за кучами строительного мусора, колыхался камыш.

Тропинка обрывалась небольшим металлическим мостком через неглубокий ров. Сколько Надежда помнила, ров всегда был заполнен темной водой. Сразу за мостиком, белели стены стадиона.

(Как во сне!)

Правда, кое-что все же изменилось. Кривая пустынная улочка осталась такой же кривой, вот только от шлагбаума остался только торчащий из земли рельс, а вместо куч мусора, расположились огромные шлакоблочные боксы, с широкими металлическими воротами.

Надежда прошла мимо, заметила, как замерли рабочие в промасленных робах, жадно рассматривая, восхищенными взглядами.

И это тоже стало привычным. Она прибавила шаг. На помятых воротах подстанции, висела табличка "Частная собственность", а на треугольных выступах бетонного забора красовался давно забытый лозунг, совершенно не уместный теперь: "Воруя у государства — воруешь у самого себя"

Надпись вызвала улыбку на красивом лице Надежды. Она прошла дальше, не задерживаясь. Место снов звало ее — теперь она ощущала магическую силу, что влекла вперед, заставляя прибавить шаг.

Кое-где, мусор все же остался — взгляд выхватывал куски обожженного кабеля, осколки изоляторов, битый кафель. Но тут и там, сквозь разбитые останки пробивался камыш, словно отвоевывая захваченное мусором пространство.

Надя поспешила дальше, спотыкаясь, с трудом удерживая равновесие. Каблуки застревали в глинистой почве, но она уже не обращала внимания на подобные пустяки. И только когда металл мостка загремел под ногами, она остановилась, впитывая осеннюю тишину этого места.

Метрах в пяти, когда-то располагались железные ворота — запасной выход со стадиона. Ржавая цепь надежно удерживала половинки ворот, не давая пробраться за них. Сейчас о воротах напоминали только ржавые петли, что торчали из кирпича, словно гниющие выросты. Поле заросло сорной травой, а некогда сверкающий белизной побелки забор местами обвалился. От трибун остались только бетонные сваи, с безобразными темнеющими потеками грязи.

Надежда повернула голову. Тропинка, по которой она пришла сюда, огибала угол подстанции. Ров уходил в сторону, втиснувшись в узкий промежуток между забором стадиона и служебными зданиями подстанции, отчего те казались вырастающими прямо из воды. Красный кирпич стен кое-где осыпался прямиком в воду.

Ров заканчивался дальше, отсюда не разглядеть. Надежда прищурилась — верхушки ив, склонившиеся к воде, обозначили его путь. Нечего было и думать пройтись вдоль забора, проваливаясь в холодную тину, раздвигая высохший камыш. Проще обойти вокруг стадиона, и уже с другой стороны, неподалеку от главного входа, там, где до железнодорожной насыпи рукой подать, обнаружить все то же болото, заросшее камышом.

Надежда не стала этого делать — она осталась на месте, застыла изваянием, ощущая мертвую сущность осени. Она была во всем — в желтых листьях, что покачивались на водной глади, в пушистых верхушках камыша, даже в разбитых изоляторах, что громоздились кучей неподалеку…

— Здесь всегда осень. Даже в летний день, когда солнце выжигает все вокруг, достаточно закрыть глаза и прислушаться — осень никогда не уйдет из этого места. И ранней весной, когда сойдет последний снег, ты услышишь все тот же шелест камыша, печальные крики поездов, вот только провода уже не гудят за кирпичными стенами подстанций, но поверь, достаточно и того, что есть. Это место моих снов, и возвращаюсь сюда, почему-то надеясь, что это в последний раз…