Андрей Попов - Дверь в сказочный ад

Она услужливо кивнула и незаметно ретировалась, оставив меня наедине с немногословной тишиной. За окнами ветер гонял разноцветную листву. Серые тучи привычной осенней непогоды свисали с неба лицами разгневанных богов. В этих лицах не было ничего человеческого. Ничего конкретного. Ничего стабильного. Они менялись каждую минуту, то гневаясь, то улыбаясь, то впадая в апатию. И вот-вот готовы были зарыдать обильным ливнем, чтобы оросить грешную землю слезами непонятного нам отчаяния. Сомневаюсь, что это будут слезы покаяния. Боги уже давно раскаялись, что создали людей. И те слезы библейским потопом пролиты уже много веков назад.

Я вспомнил о мисс Элене. Сегодня необходимо обязательно с ней увидеться. Уже находясь в своем походном камзоле, я, сам не знаю зачем, заглянул в гостиную. Наверное, хотел бросить надменный, уничтожающий взгляд на своих мучителей — взгляд собственного превосходства. Еще раз убедиться и утешить себя тем, что они — лишь мертвые краски на мертвых полотнах, слегка отпугивающие, но не способные ни на что большее.

Не получилось… ни надменного взгляда, ни ощущения собственного торжества. Может быть, то и другое испытывали они, но не я. Сердце, вспомнив о чем-то нехорошем, сжалось в комок, ноги дрогнули и подкосились. Я вынужден был опустить глаза.

Внешне не произошло абсолютно ничего: портреты висели на своих местах — те же угрюмые краски и те же мертвые полотна. Шесть пар ничего не выражающих звериных глаз смотрели сквозь меня в окаменелую пустоту стен. В них не наблюдалось ни отблеска чего-то живого. И вдруг я понял причину своего замешательства. Портреты здесь совершенно ни при чем. Настоящие звери из моего кошмара, живые и все еще разъяренные, засели у меня в памяти, притаились, но увидев собственные изображения, внезапно заворошились, стали скрежетать зубами, отчаянно выть, царапая когтями душу. Но по сути своей они являлись лишь бесплотными страхами, и вскоре успокоились.

Я подошел ближе к портретам и принялся водить перед ними рукой. Безумие, обитающее в любом человеке, ожидало какой-то реакции, рассудок только усмехался над моими несуразными действиями. Разумеется, ничего не произошло. Картины оставались картинами — неумелыми творениями человеческих рук — застывшими, неподвижными, с обломанными стрелками времени. Как мне хотелось разорвать их в клочья и выбросить в прожорливый камин. Прямо сейчас! Сию минуту! Увы, то глупое обещание, данное графу Каллистро, и еще более глупое завещание основателя Менлаувера связывали меня по рукам. До сего момента я всегда был верен собственному слову — это моя маленькая сугубо личная религия, унаследованная от отца. К тому же… не хотелось себе признаваться, но и обманывать себя было бессмысленным занятием. Кажется, я всерьез их побаивался. Даже невинным прикосновением пальцев опасался… потревожить их неживой сон, что ли? Не могу подобрать удачную формулировку ТОГО, перед чем у меня возникал этот неосознанный страх. Атавистическое суеверие, мрачное и удушливое, невесть откуда проникло захолустья моей души и обитало там, совершенно не завися от доводов рассудка. Существовало само по себе, или — само в себе.

В какой-то момент осмелевшего безумия я уже занес свою карающую руку над портретами, но именно в этот момент испытал примерно то же, что испытывает глубоко религиозный человек, если замахивается на иконы. Я еще раз прочитал свой «символ веры», и рука опустилась…

Кстати, а что если попросту завесить их тряпками? И завещание будет сохранено, и эти звериные морды не будут больше отравлять мой взор. Кажется, неплохая идея. Во всяком случае, не последняя в мире идей.

Я три раза позвонил в колокольчик. Дворецкий явился немедленно, как всегда — в своей идеально отглаженной ливрее. Добавим сюда: с идеально ухоженным лицом и идеально преданным взглядом. Встал по стойке «смирно», и мне очередной раз показалось, что это не человек, а ходячий по замку манекен. Непробиваемая никакими чувствами холодная мимика и услужливый, тысячи раз отрепетированный поклон были его такими же неотъемлемыми атрибутами, как свет для солнечного дня и тьма для безлунной ночи.

– Голбинс, будьте любезны, скажите, у нас есть какие-нибудь ткани… или старые шторы… Короче, надо бы накрыть эти шедевры живописи, мне на них тошно смотреть.

– Будет исполнено, сэр, — дворецкий соображал быстрее, чем я успевал закончить свою фразу.

– Да, и проследите, чтобы Грум повесил назад тот чертов замок. Пусть чулан остается запертым на веки веков, если вы уж так убеждены в необходимости этого… спектакля. Я сам готов принять вашу веру и согласиться с тем, что там обитает как минимум дюжина костлявых привидений, троица оборотней, недожженная на костре ведьма и старый чахоточный вурдалак в придачу. Более того, вчера я их видел собственными глазами.