Клайв Баркер - Книга крови 3

Вернув черепок на место, Кен стал наливать напитки. Стоя спиной к Гейвину, он неожиданно спросил:

– Ты дорого стоишь?

Гейвин вздрогнул. Взволнованность этого человека опять куда-то пропала, и невозможно было найти логического объяснения резкому повороту от римлян к стоимости ласк.

– Всякое бывает, – неуверенно ответил он.

– То есть... – все еще возясь с бокалами, сказал Кен, – ты хочешь узнать подробнее о моих наклонностях.

– Было бы неплохо.

– Разумеется.

Он повернулся и протянул Гейвину внушительный бокал с водкой. Без льда.

– Я не буду к тебе слишком требователен.

– Мало я не беру.

– Я это понимаю.

Рейнольдс безуспешно попытался улыбнуться.

– Я хорошо тебе заплачу. Ты останешься на ночь?

– Вы этого хотите?

– Мне кажется, да.

– Тогда безусловно.

Настроение хозяина мгновенно изменилось. Нерешительность уступила место самоуверенности.

– За любовь, жизнь и все остальное, за что стоит платить, – произнес он, звякнув своим бокалом о бокал Гейвина.

Двусмысленность тоста не ускользнула от внимания Гейвина. Парень, очевидно, был не так прост!

– Прекрасно, – сказал он и сделал глоток.

Сразу стало намного лучше. Уже после третьей порции водки Гейвин до того растаял, что болтовня Кеннета о раскопках и величии Рима, которую ему поневоле приходилось слушать, уже не действовала на нервы. Сознание засыпало. Как легко! Разумеется, он останется здесь на всю ночь, по крайней мере до рассвета, так почему бы не выпить и не выслушать эту околесицу? Позже, если судить по состоянию Кена – даже много позже, придет время недолгих опьяненных ласк в слабо освещенной комнате. Такое у него уже было с другими. Все они были одиноки, даже с любовником, всем было одинаково легко доставить удовольствие. Этот парень покупал скорее компанию, чем любовь. Легкие деньги!

Шум.

В первый момент Гейвину показалось, что шум стоит в его собственной голове. Но Кен внезапно вскочил. Рот его дрожал. Атмосфера благополучия улетучилась.

– Что это? – спросил Гейвин, также вставая. Мозги плыли от алкоголя.

– Все в порядке. – Рейнольдс стоял, вцепившись длинными бледными пальцами в кожу кресла. – Успокойся!

Звук усиливался. Гейвин подумал о барабанщике в духовке, отчаянно стучащем, в то время как его поджаривают.

– Умоляю тебя, успокойся! Это, видимо, наверху.

Рейнольдс врал. Грохот шел не сверху. Его источник находился где-то тут, в квартире. Ритмический стук то усиливался, то немного затихал, чтобы снова усилиться.

– Выпей немного, – произнес Кен. Лицо его внезапно вспыхнуло. – Проклятые соседи.

Призывный стук, а он был именно призывным, уже почти смолк.

– Только одну минуту, – пообещал Рейнольдс и закрыл за собой двери.

Гейвину приходилось попадать в неприятные ситуации: с ловкачами, чьи любовники появлялись в самый неподходящий момент; с чудаками, пытавшимися набить себе цену, один из них как-то разнес в щепки гостиничный номер. Это случалось. Но Кеннет не был похож на них – никакого чудачества. Впрочем, все эти ребята тоже казались ему вначале безобидными. К черту сомнения! Если он будет так нервничать при виде каждого нового лица, лучше уж сразу бросить работу. Единственное, что оставалось – положиться на ситуацию, а она говорила Гейвину, что не стоит ждать от Рейнольдса каких-то фокусов.

Проглотив водку, он снова наполнил бокал и стал ждать.

Стук вдруг прекратился, и все неожиданно просто стало на свои места. Может, в конце концов, это – действительно сосед сверху. Шагов Кена в квартире не было слышно.

Его внимание блуждало по комнате в поисках чего-нибудь занятного. Надгробие.

Флавин-Знаменосец.

Что-то все-таки в этом есть. Грубый, но все же не лишенный сходства, портрет на месте, где покоятся кости его оригинала. Даже если какой-нибудь историк дерзнет с течением времени разлучить прах и камень. Отец Гейвина твердо настаивал на погребении вместо кремации. «А как же иначе! – частенько говорил он. – Как еще можно заставить других помнить о себе? Кому придет в голову идти к урне, чтобы поплакать?» Ирония заключалась в том, что поплакать к могиле тоже никто не ходил. Гейвин побывал там от силы пару раз с тех пор, как умер отец. Гладкий камень, имя, дата. Банально. Он не мог даже припомнить, в каком году это произошло.

А вот о Флавине помнят. Люди, которые не знают ничего ни о нем, ни о его жизни, помнят его. Гейвин встал и потрогал неровные буквы имени знаменосца «FLAVINS», второе слово в латинской надписи.