Дмитрий Герасимов - Крест в круге

Она взяла с коленей шпильки, прихватила их губами, потом собрала рассыпанные волосы и ловко заколола их в пучок.

Борис жадно впитывал взглядом каждое ее движение. Куда-то улетучились вчерашний страх и волнение. Он вдруг почувствовал, что уже давно хотел проснуться именно в этой комнате с колышущимися на окне белоснежными занавесками, старым комодом, уютным креслом и шуршащими бумагами на письменном столе. Он давно уже хотел быть рядом с этой женщиной, такой желанной и родной, такой естественной и милой в простенькой кофточке, с пучком светлых волос, с красивыми глазами-солнцами.

– Я видел вчера змею, – сказал он совершенно спокойно, будто теперь сама мысль о том, откуда могла появиться эта змея, его уже не пугала.

– Змею? – с тревогой переспросила женщина.

– Даже двух змей, – продолжал Борис. – Они обвивали мою шею кольцом.

Женщина на секунду задумалась, а потом взяла его увечную ладонь и прижала к груди.

– Это пройдет, – с жаром сказала она. – Ты верь мне…

Новая волна сладкого желания прокатилась по всему телу Бориса. Бешено заколотилось сердце, и стало сухо во рту.

– Я верю… – прошептал он.

Какая-то догадка мелькнула во взгляде женщины. Но этот мгновенный испуг вдруг растворился, улетучился, уступив место теплому, светлому и давно забытому чувству. Она непроизвольно подвинулась ближе к Борису, и два черных солнца зажглись прямо перед его глазами. Не понимая, что делает, он провел дрожащей рукой по ее щеке, шее, плечу и маленькой, податливой груди.

Женщина стушевалась и пробормотала, отводя глаза:

– Надо одеваться… Скоро придет из школы Николай.

Но Борис не убрал руку. Он притянул женщину еще ближе к себе, так, что ей пришлось пересесть к нему на кровать.

– Ты… Назима? – спросил он тихо.

Два черных солнца горели перед самыми его глазами.

– Нет, – ответила она, ничуть не удивляясь вопросу. – Меня зовут Галинка…

– Конечно, – согласился Борис, увлекая ее на подушку и задыхаясь от желания. – Ты – моя Галинка…

Острое, сладкое чувство растопило каждую клеточку его тела. В жарком безумии он припал губами к самому уху своей новой Галинки и прошептал совершенно бесполезную фразу, даже не догадываясь, что буквально вчера ее слово в слово произнес Матвей:

– Все правильно… Так и должно быть…

Борис остался жить у своей новой Галинки.

«В конце концов, неважно, кто ты на самом деле , – рассуждал он долгими ночами, подперев рукой щеку на подушке и с нежностью разглядывая профиль спящей рядом с ним женщины. – Ты действительно похожа на мою Галинку. А мне этого и довольно, потому что я опять счастлив. Как в далеком детстве, когда у меня впервые появилась семья…»

Судьба Бориса Григорьева сделала новый поворот. Его жизнь изменилась так стремительно, что он сам не успевал осмысливать происходящее с ним. Отныне он был окружен любовью и лаской. Его день начинался с улыбающихся прекрасных глаз, в которых играл рассветный луч, и заканчивался жаркими черными солнцами, тающими в закатной неге. Изменились и люди, окружавшие его. Циклоп и Матвей, казалось, добились того, к чему стремились все последнее время.

– Подумать только! – восклицал Матвей. – Расстаться братом и сестрой, а встретиться через семнадцать лет мужем и женой!

– Сводными, сводными братом и сестрой, – поправляла его Галинка.

– Ну я и говорю, – кивал Матвей. – Сначала жизнь вас свела в одном качестве, а потом – в другом!

Циклоп торжественно объявил Борису, что работа с картотекой закончена, стажировка засчитана и он может отныне заниматься тем, что ему по душе.

– Ты хотел учить детей? – уточнил Николай Давыдович. – Что ж, дерзай. Во дворце пионеров как раз открылась вакансия…

– Спасибо, – просиял Борис. – Это замечательно. Только вот…

– Что?.. – насторожился Циклоп.

Борис замялся.

– Просто я подумал… – пробормотал он смущенно. – Раз так все изменилось к лучшему, может быть, я смогу… Словом, мне бы хотелось общаться со своими читателями.

Циклоп и Матвей переглянулись.

– Боря, а ты разве продолжаешь писать? – поинтересовалась Галинка, разливая гостям чай в большие фарфоровые пиалы. – Я тебя ни разу не видела за этим занятием.

Борис смутился еще больше.

– Ну да… То есть я уже давно ничего не писал, – пояснил он. – Но сейчас чувствую новый прилив желания и энергии.