Дмитрий Герасимов - Крест в круге

Через год Бориса приняли в Союз писателей Узбекистана, а еще через три года произошло событие, после которого прятаться от людей было уже нельзя: Боря Григорьев стал лауреатом Государственной премии Узбекской ССР им. Хамзы.

Лауреатство Бори совпало в его жизни с одним знаменательным знакомством.

Перед тем как вывести Бориса «в свет» из его маленькой комнаты, Циклоп нанес ему визит. Он пришел не один.

– Знакомься, – сказал учитель. – Это Матвей Сергеевич Лифанов – тот самый человек, который любезно уступил тебе на время эту комнату.

Матвей, улыбаясь, протянул Борису мягкую ладонь.

– Здравствуй, лауреат! – сказал он приветливо.

Боря смутился:

– Вы знакомы с моими произведениями? – Он обвел взглядом разбросанные по комнате книги и журналы.

– Я знаю о тебе все, – важно произнес Лифанов. – Или – почти все…

Ему было немногим за тридцать. Коренастый, темноволосый, с большим мясистым носом и необычайно живыми глазами, Матвей смотрел на Бориса снизу вверх, но при этом излучал совершенно неоспоримое превосходство. Он говорил отрывисто, громко, часто похохатывая не к месту и всегда умудряясь заглянуть собеседнику прямо в глаза. С самого начала он вел себя как человек, от которого зависит Борина судьба.

Бориса это раздражало. Несмотря на свой дар, он понятия не имел, какая фатальная роль уготована этому коренастому человеку в его собственной жизни и в жизни его сына.

– У тебя начинается самостоятельная трудовая жизнь, – сообщил Борису Лифанов. – Благодаря хлопотам Николая Давыдовича ты будешь сотрудником Республиканского архива. Поздравляю!

Циклоп хлопнул Борю по плечу и подмигнул:

– Это тот самый архив, в который ты мечтал попасть! Только сейчас он находится не в сарае, а в современном многоэтажном здании. Я же говорил тебе: мечты сбываются!

– Сотрудником архива? – Борис поморгал. – А… мои книги?

– Книги подождут, – отрезал Матвей. – Они останутся здесь. Не таскать же их с места на место, правда? Кроме того, где же еще черпать материал литератору, как не в архиве? – И он хохотнул.

– Спасибо… – Боря замялся. – Но я хотел бы… писать. И еще учить детей литературе. Как Николай Давыдович…

Циклоп серьезно посмотрел ему в глаза.

– Ты будешь учить детей. Обещаю тебе. Поработаешь какое-то время в архиве, а потом приступишь к занятиям. По четвергам. Во Дворце пионеров.

Борис подумал, что ослышался:

Государственный архив Узбекистана располагался в красивом трехэтажном здании, недавно построенном в черте Нового города. Борис добрался туда на автобусе. Он ехал, прислоняясь лбом к оконному стеклу и задумчиво разглядывая картины молодой, шумной, цветущей жизни.

В свой первый рабочий день Борис надел серую рубашку с немодным галстуком, взятым напрокат у Циклопа, и просторный льняной костюм из его же гардероба.

– Вы к кому? – строго спросила его женщина в стеклянной будке на проходной.

– Я на работу, – ответил Борис и, бледнея от гордости, добавил: – Моя фамилия Григорьев.

– Сейчас, – сказала женщина и, захлопнув окошко, углубилась в изучение бумажек и формуляров, рассыпанных на столе.

Наконец она отыскала нужную карточку и, опять распахнув окошко, громко спросила:

– Муслим?

– Что? – не понял Борис.

– Я говорю – Муслим Пригорин?

– Не Пригорин, а Григорьев! – нетерпеливо поправил Боря. – И не Муслим, а Борис. Борис Максудович Григорьев.

Женщина вновь углубилась в изучение формуляров и бумажек и через некоторое время разочарованно вздохнула:

– Нету такого…

– Не может быть! – запротестовал Боря. – Я – ваш младший научный сотрудник. Мне сказали, что…

– Вы Григорьев? – услышал он за спиной и обернулся.

Перед ним стоял благообразный старичок, словно сошедший с обложки иллюстрированного журнала «Советский аксакал».

– Мне по поводу вас звонил Николай Давыдович, – пояснил он и наклонился к женщине в окошке: – Пропустите, Алла Аркадьевна, это новый сотрудник отдела специального изучения фондов.

– Сотрудник… чего? – удивленно переспросила женщина, но старичок уже распахнул перед Борисом створку турникета: