Олег Гайдук - Фактор Z

Карлос был слишком измучен, чтобы задавать вопросы.

— Сегодня вечером мы вернемся сюда. А теперь пойдем, я хочу есть.

Карлос в молчании проследовал за ним. Сил не осталось ни на что. Они зашли в ближайшую таверну. Дон Мигель взял у хозяина гороховый суп и, тщательно жуя хлеб, смотрел на Карлоса.

— Все, что вы сказали мне вчера, правда? — спросил парень.

Дон Мигель кивнул.

— Мария была больна?

Дон Мигель снова кивнул.

— Но зачем жертвовать собой, да еще и таким способом?

— Она думала, что пройдя через огни инквизиции, очистит свою душу и тело от самых последних грехов. Знаешь, она винила себя в смерти матери. Ну, в том, что не помогала ей в её последние годы… Она верила, что у меня все получится. Мария давно смирилась со своей участью. Твоя сестра с рождения была больна. Когда я встретил ее, она была 13-летней худенькой, как скелет, девочкой. Ты не помнишь, что она тогда все время плакала?

Карлос кивнул.

— Отец рассказал ей всю правду. О болезни, о скорой смерти… И она возложила на меня все свои надежды. Я уехал 2 года назад, путешествуя по миру, пытаясь найти леркарство… Далеко на юге, за сказками и пирамидами, где родина слонов и огромных животных с шеей выше деревьев, я встретил умирающее племя людей, с кожей черной, как ночь. Старая ведьма, похожая на обезьяну, дала мне пучок трав тех степей. Когда я покидал этих людей, в их домах стояла тишина.

— Но почему Мария не говорила мне об этом? Почему я этого не видел? Почему я узнаю об этом только сейчас?

— Во-первых, ты не хотел этого видеть. Даже если бы Мария сказала тебе о своих намерениях, ты бы не принял их. Она до последнего пыталась уберечь тебя, сохраняя маску блогополучия для тебя. Ее болезнь протекала очень скрыто. Ни кашля, ни нарывов на коже. Ее мучали боли в животе. Но их легко можно скрывать за гримасой улыбки.

Карлос вспомнил улыбку сестры. Ее глаза, смех. А он-то, дурак, любил ее задирать.

На улице заревела протяжная нота и оборвалась. Послышался шум на улице.

— Началось.

— Что? — растерянно спросил Карлос, погруженный в свои воспоминания.

— Идем.

Дон Мигель встал из-за стола, аккуратно отставив стул. Они вышли на улицу. В нос ударил запах дыма. Вдалеке полыхали пожары. Солнце уже почти скрылось за горизонтом. Короткий день, подумал Карлос.

— Знаешь, что случилось с моим мавром-слугой?

Люди выходили из домов на улицу, забыв о часе. Они смотрели на зарево пожара.

— Почему такой огромный клубок дыма? — переговаривались женщины, держа на руках младенцев.

— Он умер, — сказал Дон Мигель, расталкивая руками зевак.

Мимо пробежал отряд стражи. Они ставили у конца квартала деревянный частокол.

— Сюда. Так вот, он воскрес.

— Что? — переспросил Карлос, решив, что ослышался.

— Полыхают западные ворота. Там располагаются деревни, верно?

— Да, с других сторон — глухой лес… что вы сказали о мавре?

— Он воскрес.

Вдалеке закричала женщина. Дон Мигель дошел до площади Камня и открыл дверь подъезда одного из домов.

— Заходи.

Они поднялись на чердак, а оттуда вышли на крышу. Вся западная часть города была объята пламенем. Темнота поглощала огонь, оставляя лишь отблески в небе и крики женщин.

— Когда он разрыл могилу Марии, нечто поразило его. Я видел — мавр был как пробитая бочка вина, кровь лилась из него ручьем. Он упал замертво, а в земле что-то двигалось. Казалось, сам Сатана ворочается в темноте. Я сидел в ступоре, не осмеливаясь двинуться с места, как вдруг мой бедный мавр-слуга захрипел. Точнее, захрипело то, что было им 10 минут назад. Это был уже не человек. Земля в могиле продолжала двигаться, скорченное тело на земле дергалось, а я, объятый ужасом, сидел, будто в трансе, в двух шагах от них. А потом мавр поднял голову.

Дон Мигель уселся на крыше, повернувшись лицом к замку Камня. Площадь, лежавшая перед ними, была полностью пустая.

— Он просто встал… и пошел.

Вдалеке послышался рев и крики.

Генрикус Инститор кричал на солдат. Люди тащили тяжелые деревянные укрепления, сгибаясь под их тяжестью. Откуда-то вытаскивалась домашняя утварь, выворачивались части улицы, домов — солдаты спешно возводили стену.

Командор мрачно наблюдал за ними. У него было широкое скуластое лицо, испещренное глубокими морщинами, и тяжелый взгляд карих глаз. Командор стоял в конце бакалейной улицы и руководил солдатами, поднятыми по тревоге. Черный плащ Генрикуса закрывал массивные доспехи, а рядом с мечом на поясе висел увесистый железный крест.