Дин Кунц - Нехорошее место

Они приблизились к столу. Одна смотрела сверху вниз на Джулию, вторая никла к первой и отводила глаза.

— Ты — подружка Конфетки? — в вопросе слышалась насмешка над братом.

— Заткнись, — фыркнул Конфетка.

— Если ты не его подружка, — голос смелой близняшки напоминал шелест шелка, — можешь подняться наверх с нами. У нас есть кровать, кошки возражать не будут, и я думаю, ты мне понравишься.

— Не смей говорить такое в доме твоей матери! — яростно прорычал Конфетка.

Он действительно злился, но Джулия видела, что присутствие сестры нервирует его. Обе женщины, даже застенчивая, можно сказать, лучились дикой необузданностью. Чувствовалось, они могут сделать все, что придет им в головы, не признавая никаких ограничений или запретов.

Так что близняшки пугали Джулию никак не меньше Конфетки.

И тут, перекрывая шум барабанящего по крыше дождя, послышался стук в дверь.

Все кошки в едином порыве выскочили из кухни в коридор, к парадной двери, а меньше чем через минуту вернулись, сопровождая Бобби и Френка.

Войдя на кухню, Бобби безмерно обрадовался (возблагодарив как Бога, так и Конфетку), увидев, что Джулия жива. Ее лицо осунулось, побледнело от страха и боли, но никогда раньше она не казалась ему такой прекрасной.

При этом он никогда не видел Джулию такой подавленной и столь неуверенной в себе, поэтому, несмотря на бушевавшую в нем эмоциональную бурю, не мог не пожалеть ее.

Бобби надеялся, что Френку удастся реализовать предложенный им план, но готовился и к тому, что придется воспользоваться револьвером. Однако, едва он вошел на кухню, безумный гигант отдал короткий приказ:

— Вытащи револьвер из кобуры и достань из барабана все патроны.

Слова эти Конфетка произнес, встав позади стула, на котором сидела Джулия, положив одну руку ей на шею. Нечеловечески сильный, он мог в секунду разорвать ей горпо.

Бобби достал «смит-и-вессон» из плечевой кобуры, держа так, чтобы у Конфетки не возникло и мысли, будто он хочет использовать оружие по назначению, откинул цилиндр, вытряс патроны на пол, положил револьвер на ближайший столик.

После появления на кухне Бобби и Френка возбуждение Конфетки нарастало с каждой минутой. Теперь он убрал руку с шеи Джулии, отступил от нее, торжествующе глянул на Френка.

Но, как понимал Бобби, взгляд этот пропал зазря. Френк был с ними на кухне… и при этом не был. Если он и отдавал себе отчет в том, что происходит вокруг, то проявлял недюжинное актерское мастерство, демонстрируя обратное.

Конфетка нацелил палец в пол у своих ног.

— Подойди сюда и встань на колени, матереубийца.

Кошки тут же очистили тот участок потрескавшегося линолеума, на который указывал безумный гигант.

Близняшки напряглись. Кошки навострили уши. У Вербины и Виолет запульсировали вены на висках, а под футболками затвердели и набухли соски.

— Я сказал, подойди сюда и опустись на колени, — повторил Конфетка. — Или ты собрался предать тех единственных людей, которые за эти семь лет протянули тебе руку помощи? На колени, а не то я убью Дакотов, и его, и ее, и убью немедленно.

В этот момент Конфетка действительно производил впечатление сверхъестественного существа, обладающего нечеловеческой силой.

Френк шагнул к нему, удаляясь от Бобби.

Еще шаг.

Потом остановился, посмотрел на кошек, словно увидел в них что-то необычное, поставившее его в тупик.

Бобби так и не узнал, то ли Френк намеренно произнес эти слова, предполагая, к каким кровавым последствиям они приведут, то ли просто озвучил свои мысли, и случившееся следом стало для него таким же сюрпризом, как и для остальных. Так или иначе, но он перевел взгляд на смелую близняшку. На его лице читалось недоумение.

— Ага, так мать по-прежнему здесь? По-прежнему в доме, вместе с нами?

Застенчивая близняшка застыла, как статуя, а вот смелая, наоборот, расслабилась, как будто вопрос Френка избавил ее от необходимости выбора удобного времени и места для чистосердечного признания. Она повернулась к Конфетке и одарила его улыбкой, каких Бобби видеть не доводилось: тут была и насмешка, и приглашение овладеть ею, и страх, и вызов. Улыбка эта полыхала сладострастием и леденела от ужаса, а самое главное, в ней читалось что-то яростное и звериное, словно принадлежала она тем существам, которые охотятся в воздухе и на земле.

От этой улыбки на лице Конфетки отразились ужас и неверие, отчего на короткие мгновения и впервые лицо его стало почти человеческим.