Лорел Гамильтон - Лазоревый грех

Мюзетт не шевельнулась, чтобы защититься. Анхелито стоял с другими в дальнем углу. Как будто никто из них не считал меня угрозой. Можно бы подумать, что при моей репутации вампиры перестанут меня недооценивать. Но мужчины, живые или мертвые, все равно дураки.

Я сама ощущала, как улыбаюсь, и мне не нужно было зеркало, чтобы знать, насколько эта улыбка отличается от приятной. Такая у меня бывает, когда меня слишком уж достали и я решила как-то прореагировать.

Мюзетт снова устроила шоу с вылизыванием ножа, пока Ашер стоял перед ней, и кровь хлестала из раны. Она лизала нож, как ребенок мороженое в жаркий день, — тщательно, но быстро, чтобы не капало на руки и не потерялось ни капли вкусноты. И смотрела она только на меня, все шоу было для меня. Как будто Ашер для нее ничего не значил. Может быть, так оно и было.

Она уже повернулась всадить нож третий раз, когда я оказалась в пределах досягаемости. Не знаю, каких действий она от меня ожидала, но была захвачена полностью врасплох, когда я схватила ее за руку. Может быть, она ожидала, что я буду драться как девчонка — что бы это в ее понимании ни значило.

Я толкнула ее плечом, и она пошатнулась на своих каблуках. Я сделала ей подсечку, и она упала, потому что я ей помогла. Навалившись сверху, я прижала ее к земле, повернула нож в ее руке, и когда она хлопнулась, я всадила нож. Прислонясь коленом к нашим сплетенным рукам, я ощутила, как клинок выходит из спины.

— Не серебро, заживет, — шепнула я.

Она завопила. Я не столько увидела движение Анхелито, сколько ощутила его.

— Если сделаешь еще шаг, Анхелито, я всажу этот клинок ей в сердце, и тогда не важно, серебро там или что. Я изрежу ей сердце в клочки раньше, чем ты здесь окажешься.

Распахнулись дальние портьеры, и в комнату бросились вампиры — наши и ее. Не знаю, что случилось бы дальше, но послышался звук распахиваемой двери из-за дальних портьер, шум шагов, и я чуть не пропихнула сквозь нее лезвие, не уверенная, впрочем, что сталь выдержит. Будь клинок получше, я бы могла добраться до сердца, а с этим — не знаю.

За долю секунды до того, как я попыталась, раздался звук, от которого волосы встают дыбом, — охотничий вой гиен. Это куда как жутче воя волков, но он тоже присоединился. Я поняла, что кавалерия спешит на помощь нам, а не Мюзетт.

Я не стала оглядываться, потому что не решалась оторвать глаз от вампирши, которую придавила к полу. Но я ощутила, как ввалилась толпа, как сила оборотней, от которой по шее бегут мурашки, заполняет комнату электрическим облаком.

Прикосновение стольких ликантропов в таком возбужденном состоянии разбудило зверя у меня внутри. Он заворочался, разлился по телу. Я не была оборотнем, но благодаря Ричарду и леопардам у меня было нечто очень похожее на моего собственного, личного зверя.

Из всех оборотней подошел ко мне так, чтобы я его видела, только Бобби Ли — крысолюд. Его тягучий южный акцент казался в драке совершенно неуместным.

— Ты как, убивать ее собираешься?

— Думаю над этим вопросом.

Он опустился рядом с нами на колено.

— Ты думаешь, это было бы умно? — спросил он, глянув на вампиров в другом конце комнаты.

— Вряд ли.

— Тогда, может, тебе стоит полегче, пока ты ей полностью кишки наружу не выпустила.

— Тебя послал Мика? — спросила я, все еще не сводя глаз с искаженного болью лица Мюзетт. Мне было очень приятно видеть, как ей больно. Обычно я не получаю удовольствия, причиняя кому-то страдание, но сделать больно Мюзетт я почему-то совсем не возражала.

— Он никого из твоих леопардов не послал, потому что ты ему сказала не посылать, но связался с другими вожаками — и вот они мы. Так если ты не собираешься ее убивать, отпустила бы ты ее.

— Пока нет, — ответила я.

Он не стал повторять просьбу, а встал рядом с нами, как грамотный телохранитель — как оно и было.

Я обращалась непосредственно к Мюзетт, но постаралась, чтобы мой голос был слышен всем.

— Никто не придет к нам нападать на наших людей. Никто, ни член Совета, ни даже le Sardre de Sang нашей линии. Мне все говорят, что я, разговаривая с тобой, говорю с самой Белль. Так вот что я скажу ей: следующий из ее присных, кто коснется кого-нибудь из наших, умрет. Я отрежу ему голову, вырву сердце, а остальное сожгу.

Мюзетт обрела голос — наконец-то, — хотя и сдавленный, слегка испуганный.

— Ты не посмеешь.

Я нажала на лезвие — чуть сильнее, заставив ее издать звук от его силы.

— А ты проверь.