Эрик Хелм - Уцелевший

Американец едва не вскрикнул.

Ибо герцог сообщил правду.

Шарообразный предмет был окровавленным детским черепом.

— Теперь котелок поставят на огонь, — пояснил де Ришло, — и прокипятят содержимое, заранее прибавив нужные травы и порошки. По окончании торжеств каждому участнику этого милого фестиваля вручат на память маленькую фляжку с отваром... Или бульоном?.. Как лучше выразиться?

— Не надо, — взмолился Рекс. — Иначе меня стошнит!

— А заодно подарят щепотку пепла, который выгребут из прогоревшего костра. Снабдят подмастерьев орудиями производства, чтоб на целый год хватило, до следующего праздничка весны и солидарности всех трудящихся!

В голосе герцога прозвучала непривычная Рексу злость.

— Не понимаю.

— А что же особо непонятного, mon ami? Вальпургиева ночь объединяет всю и всяческую нечисть. Ночь по законам природы постепенно переходит в день, и день этот — Первое Мая. Шабаш продолжается свежими силами, только отнюдь не столь откровенно. Кстати, лишь немногие, считанные участники маевок и манифестаций ведают, что творят... Но каждый вдохновенно призывает заклеймленных проклятием подняться, рушить до основания и сеять смерть везде и всюду.

Де Ришло перевел дух.

— Вот они — заклеймленные проклятием святой церкви. Голодные — ты видал, чем утоляют они свой истинный голод. Рабы — ты убедился, чьи. Кипеть же сейчас начнет не их возмущенный и взбаламученный пьяным скотством разум, а водица в чугунном котле... Впрочем, довольно болтать, мы теряем время!

— Неужели подобное варево действительно помогает колдовать? — ошеломленно спросил Рекс.

— Святое Причастие творит чудеса благого свойства, — ответил герцог. — А это — полная противоположность, антитеза Тела Господня. И будь уверен, Рекс: если причастие несет миру спасение и бесконечное добро, то дьявольский отвар сулит лишь погибель и неизбывное горе.

Будучи не слишком религиозным человеком по натуре и воспитанию, ван Рин все же обладал достаточно здравым смыслом, чтобы ужаснуться, присутствуя при злонамеренном и кровавом осквернении святынь. Кулаки американца сжались почти до боли.

— Господи помилуй! — внезапно сказал де Ришло. — Сейчас начнется святотатство действительно жуткое. Не смей глядеть. Не смей!

Де Ришло укрыл лицо ладонями и шепотом начал молиться. Рекс, не в силах совладать с болезненным любопытством, поднял глаза, но герцог достаточно изучил молодого товарища и угадал его движение.

Сухая, сильная рука властно пригнула голову Рекса к земле.

— Сказано тебе: не смей!

. . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . .

— А может, они просто сумасшедшие? Полоумные? Буйнопомешанные? — в отчаянии спросил Рекс.

— Да. И уж сейчас — несомненно.

Де Ришло не без опаски посмотрел перед собою.

— Можешь наблюдать дальше... Некоторые, вероятно, эпилептики. Но каждый из сатанистов так или иначе страдает тем, что с неимоверной меткостью названо душевным расстройством . Они поистине душевнобольные , mon ami. Перед нами высвобождается вся подавленная, загнанная вглубь сущность этих мерзейших натур. Задавленные чувства, неизжитые, укоренившиеся комплексы, обида на все окружающее, жажда власти, ревность и ненависть к удачливым соперникам в любви... Хотя какая среди подобной сволочи любовь!

Герцог легко махнул рукой.

— Слава Богу, Танит не приехала! — выпалил Рекс. — Она бы не вынесла не выдержала, попыталась убежать — и погибла. Слушайте, но что же делать с Аароном?

Де Ришло чуть не застонал. Произнесенный американцем вслух вопрос мучил герцога уже довольно долго. Француз почти безостановочно говорил, заглушая тревогу, и одновременно оценивал обстановку, выжидая подходящей минуты, которая все не наставала.

— Не знаю, Рекс.

Под чугунным котлом загремел и загудел бушующий жар, а двенадцать донага разоблачившихся женщин повернулись к чудовищному вареву спинами, взялись за руки и, замкнув котел в живой круг, понеслись в диком, направленном против часовой стрелки, хороводе.

Несколько мгновений спустя во всей долине, кроме затаившихся Рекса и де Ришло, не осталось ни единого человека, на коем сохранился бы хоть лоскуток одежды. Толпа завертелась и заскакала в исступленном плясе подле дьяволова трона. Сатанисты спотыкались, налетали друг на друга, визжали, царапались, — а шестеро усевшихся чуть поодаль музыкантов наяривали кто на чем и кто во что был горазд.

Даже Рекс, обладавший отнюдь не изощренным слухом, от души понадеялся никогда не внимать подобной какофонии впредь. Грубый разнобой искаженных нот, в которых не было ни ладу, ни согласия, гулкие, беспорядочные удары барабана, хриплое, точно предсмертное завывание волынки могли довести свежего слушателя до нервного припадка.