— Чертополох, яблоневые листья, болотную ряску... Не перечтешь. Многие составные части сами по себе совершенно безобидны, другие — зловонны, а третьи служат сильнодействующими наркотиками, поистине адским зельем. Затмевают разум и разжигают чувства до звериного бешенства, или скотской похоти. Обожди, насмотришься. И не забывай о Саймоне, — тревожно прибавил де Ришло.
— Да вон он! — сказал Рекс. — Прямо слева от жабьей рожи.
Козел поднялся, монументально возвышаясь над маленькими фигурками своих нечестивых почитателей, и неспешно повернулся к собранию хвостом. Сатанисты поочередно приближались, кланялись глядящему в противоположную сторону чудовищу и совершали osculam-infame [25] Здесь: поцелуй в зад (лат.)
, выражая полнейшее подобострастие. Вереница продвигалась безмолвно и торжественно, гнусная пародия на целование епископского перстня тянулась неимоверно долго.
Саймон шел одним из последних. Когда он поравнялся с троном, Рекс ухватил де Ришло за руку:
— Пора! Чего вы ждете? Он же сейчас...
— Тихо, mon ami, — прошелестел герцог. — Это не сатанинское крещение. Сначала нажрутся. Потом начнется оргия. А там, глядишь, и удача повезет... Пускай налакаются! Пускай толком на ногах не стоят!
Бок о бок лежали двое лазутчиков за кустиками вереска и терпеливо ждали своего часа. Храбрости ни одному, ни другому было не занимать, но каждый начинал понемногу проникаться мыслью, что предприятие затеяно почти безнадежное. Бросаться вниз по отлогому склону и врываться в сотенную толпу, всецело поглощенную вурдалачьими обрядами, было чистым безумием. Иного же способа освободить злополучного товарища пока не предвиделось.
Раздраженным шепотом Рекс произнес:
— Да придумайте хоть что-нибудь! Силой не выиграем, нас по кусочкам размыкают, в порошок сотрут.
— Согласен, — уныло ответил герцог. — Подождем. Займутся пакостями, головы закружатся, сборище на время рассредоточится... Тогда проскользнем к Саймону, двинем по физиономиям двоих-троих — драки в подобных случаях весьма обычны... Только так и не иначе. Ошибиться и угодить в лапы сатанистов — благодарю покорно. Эту публику хлебом не корми, вином не пои, дай принести человеческую жертву мрази, оседлавшей трон.
— Пойдут на хладнокровное ритуальное убийство? — глаза Рекса выкатились. — Вы же говорили, они боятся полиции как огня!
Де Ришло печально покачал головой.
— Кровавое жертвоприношение — древнейший магический прием. Убийство Озириса и Адониса, увечье Аттиса; невыразимо страшные индейские культы Перу и Мексики... Даже в Ветхом Завете можно прочитать о подобном.
— Но ведь это просто языческое зверство.
— Не совсем. Понимаешь, кровь — это Жизнь. Проливая кровь, людскую или животную, мы высвобождаем огромную энергию. И, совершая преднамеренное кровопролитие в особо подготовленном месте, при соблюдении соответствующих правил, жизненную силу собирают, накапливают, отсылают в желаемом направлении. Примерно так же, как электрический ток — батарея, провода, лампа...
— Неужели осмелятся принести в жертву людей?
— В зависимости от характера зла, которое намерены сотворить. Захотят накликать войну — умилостивят Марса ягненком; пожелают возбудить и распространить безудержную похоть — заколют козла, и так далее, и тому подобное, и в этом роде. Человеческое жертвоприношение, однако, не знает равных по мощи воздействия, а в самих мерзавцах, изволь убедиться, людские качества угасли вполне. Больные мозги, сознание соответствует уровню средневековых ведьм и колдунов.
— А, ч-черт! — брякнул Рекс и тотчас прикусил язык.
Де Ришло уставился на друга испепеляющим взором:
— Если ты не можешь удерживаться от недозволенных восклицаний, возвращайся в машину, пока беды не приключилось.
— Честное слово, удержусь, — виновато пообещал Рекс.
— Пойми, нас могут учуять, коль скоро начнем упоминать неназываемую тварь, пребывая в столь опасной близости от шабаша.
Получив заключительное кощунственное лобзание, чудовищный козел обратился мордой к собравшимся. Передними копытами он стискивал деревянный, примерно четырехфутовый крест. Внезапным, резким движением страшилище швырнуло священный символ на каменья, разбило пополам. Кошачьеглавый жрец, по-видимому, верховодивший среди ряженых, подобрал обломки, бросил отбитое основание в толпу завывших от радости нелюдей. Во мгновение ока те раздробили дерево на мелкие щепки. Жрец перевернул вершину распятия и воткнул в почву перед козлом.
Читать дальше