Майкл Боккачино - Шарлотта Маркхэм и Дом-Сумеречье

— Я вам не ребенок. — Он неспешно вернулся к металлическому креслу в центре комнаты и достал из кармана дымчатый флакон с этикеткой «СРАЖЕН НЕДУГОМ».

— Джеймс, немедленно положи это на место!

— А ты вообще знаешь, что это? — С виду пятилетний малыш, говорил он тем не менее со стоической уверенностью подростка.

— Чья-то смерть.

— Не просто чья-то. — Джеймс поднес флакон к тусклому свету, рассеянно поковырял пробку. — Я помню ту ночь, когда она умерла. — Он вскинул глаза на отца. — Ты думаешь, я ничего не помню, но ты ошибаешься. Ты оставил меня наедине с ней, а сам вышел поговорить с врачом. И тут она нарушила тишину. Из нее словно изливались звуки; она хватала ртом воздух, глаза ее намокли, словно она тонула изнутри. Наверное, это она плакала.

Я попытался ее обнять, но она отдернулась, словно я причинил ей боль. Так что я просто стоял рядом. Врач сказал, она к тому времени уже ослепла, но мне казалось, она меня видит — она схватила меня за руку. Затем притянула меня совсем близко и попыталась прошептать что-то, но говорить толком не могла. Слова звучали невнятно. Но она повторяла одно и то же, снова и снова, и я понял, что она говорит. «Я хочу умереть».

Как-то вечером я спросил ее, а помнит ли она меня в тот момент и помог ли я ей хоть чем-нибудь, стало ли ей легче. Мне хотелось, чтобы она знала: я плакал, когда она ушла. Но она только расстроилась и выбежала из комнаты, не сказав ни слова. И больше я ее не спрашивал.

— А это — ее смерть? — Я указала на флакон в руках мальчика.

— Думаю, да. Я нашел его спрятанным у нее в комнате. Все ждал, когда бы его открыть; а сегодняшняя ночь кажется подходящей. Дункан обещал помочь мне. — Джеймс протянул флакон отцу. — Хочешь — сам попробуй.

Генри разом побледнел как полотно. Со лба его сорвалась капля пота. Однако ж флакона он не взял.

— Нет, Джеймс, спасибо. Думаю, с нас обоих вполне довольно того, что мы пережили смерть твоей матери.

Мальчик кивнул и вернул стеклянный флакон Дункану. Тот спрятал его под пиджаком.

— Вы заберете нас домой? — Зеленые глаза Джеймса поймали мой взгляд, и я с трудом сдержала слезы: такой виноватой я себя чувствовала.

— Да, конечно. Мне так стыдно, Джеймс. Это моя вина, что вы с братом угодили в ловушку и застряли здесь совсем одни.

По выражению его лица я видела: мой воспитанник меня же и жалеет.

— Вовсе не одни. Тут же мама и мистер Уотли. — Я отметила, что опровергать первое мое утверждение он не стал. Да и с какой бы стати? Я действительно была виновата в том, что дверь между Эвертоном и Сумеречьем захлопнулась. Но то, что мальчик не стал меня оправдывать, лишний раз подтвердило: с тех пор как мы виделись в последний раз, с ним и впрямь произошли серьезные перемены. Он вырос.

— Мистер Уотли обижал вас? — спросила я, ища в его лице следы жестокого обращения.

— Нет, что ты. Он нас защищает.

— От кого?

— От своих друзей.

Я оказалась в странном положении: мне полагалось преисполниться благодарности к хозяину Сумеречья. По счастью, Дункан выбрал это самое мгновение, чтобы вывести нас всех из круглой комнаты назад, в клаустрофобную темноту внешнего покоя. Мы вновь опустили на лица капюшоны и молча последовали за ним. Джеймс уцепился за руку отца, как только на пути нам стали попадаться свадебные гости — непостижные фигуры, облаченные в плащи под стать нашим, человекоподобные существа вроде Уотли, Сэмсона и прочих представителей их круга.

Дункан проводил нас в средневековую пиршественную залу, что Лили показывала нам в ходе одного из предыдущих наших визитов, но теперь вместо загадочной, вечно меняющейся двери, которая мучила Сюзанну, здесь обнаружились ряды и ряды больничных коек, и на каждой лежали бедолаги в состоянии разной степени тяжести.

Пациент рядом с нами когда-то, вероятно, напоминал земляного червя-переростка, а теперь был весь изорван на куски: перебинтованные обрубки, разложенные рядком на кровати, пытались сползтись вместе, подергиваясь в непрерывном ритме, несмотря на то что уже не являлись частью единого целого. У еще одной жертвы голова и туловище были изрешечены бессчетным количеством дыр, и чтобы тело не развалилось на части, плоть скрепили толстыми металлическими спицами. Ни докторов, ни медсестер при раненых не было; ухаживал за ними один лишь темноволосый мальчик: сейчас он стоял в противоположном конце комнаты, пытаясь поместить останки Дэбни Олдрича в человеческий костюм.

Пол утер пот со лба и хмуро глянул на младшего брата: