Майкл Боккачино - Шарлотта Маркхэм и Дом-Сумеречье

Глядя на них вдвоем, я поневоле ощутила легкий укол ревности — и тут же напомнила себе, что они, собственно, все еще муж и жена. По лицу Лили скользнула тень; в нем отразилась неизбывная печаль.

— Боюсь, ты опоздал. — Она указала на свадебное платье.

Генри словно впервые его увидел. Он смятенно отпрянул назад.

— Но ты не можешь!.. Ты не должна!..

Лили пропустила его возглас мимо ушей.

— После нашего последнего разговора я послала за вами Дункана, чтобы вы забрали детей домой. Здесь им не место.

— И вам тоже не место. Пойдемте с нами, — вмешалась я.

— Один раз мы уже попробовали, разве вы не помните? Меня ни за что не отпустят. В Упокоении я — единственная, кто в самом деле умер. Они преклоняются предо мною; Уотли твердо намерен взять меня в жены.

— Ты заслужила покой, любимая, — промолвил Генри.

— Именно его я и заслужила, — горько обронила она. — Я рада, что ты пришел, Генри. Мне так хотелось увидеть тебя в последний раз.

— Ничего не понимаю. Почему ты не призвала меня сюда вместе с мальчиками? После твоей смерти во мне словно что-то сломалось. Я бы примчался сюда, не медля ни минуты.

— Именно поэтому я и пыталась не пустить тебя сюда. Я даже детям сказала, что это место связано с Блэкфилдом с помощью волшебных чар и если только они обмолвятся тебе о своих визитах сюда, то волшебство навеки развеется. Я боялась, Генри. Долг матери велел мне попрощаться с детьми. Их сердца со временем исцелятся. Но чтобы твое сердце снова разбилось на моих глазах — этого я вынести не могла.

Я подосадовала на собственное легковерие — это же надо быть такой идиоткой! — но волна совсем иных чувств разом смыла обиду.

Лили, должно быть, поняла, что со мной происходит. Она закрыла глаза и призвала на помощь все свои силы, чтобы отослать мужа прочь.

— За мной скоро придут. Думаю, вам лучше уйти.

— Мы можем помочь вам, Лили, — настаивала я.

— Как? Что вы тут можете поделать? — Я не ответила, и она вновь отвернулась от нас. — Заберите детей. — Голос ее дрогнул. Она кивнула Дункану; тот отошел к гардеробу, достал два черных плаща и набросил их на нас. Низко надвинутые капюшоны наводили на мысль о саванах.

Лили, не глядя на меня, вручила мне серебряный ключик.

— В кабинете мистера Уотли вы найдете проход обратно в Эвертон. Но для меня выбора нет.

— Здесь вы глубоко ошибаетесь. — Я спрятала ключ в складках платья. — Упокоение — отнюдь не единственный выбор.

— Смерть предлагает свой дар лишь однажды, если предлагает вообще. А теперь, пожалуйста, оставьте меня. Церемония скоро начнется; отыщите лучше детей.

Мы убеждали ее на все лады, но она, ничего не слушая, продолжала готовиться к свадьбе. Я скрепя сердце вытащила Генри из комнаты. Но уже в дверях он заговорил с Лили в последний раз:

— Я люблю тебя.

Она наблюдала за нами по отражению в зеркале и молчала: не произнеся ни слова, дала нам уйти. Мне казалось, на ресницах у нее блеснули слезы. Но Дункан уже вел нас по коридорам дома, стараясь не попадаться на глаза другим гостям, что заполонили Сумеречье: призракам, витающим у самой границы видимости. Тут и там раздавались голоса, погромыхивание ножей и вилок, перестук каблуков по плитке.

Когда Дункан вошел в темный покой, я решительно остановилась и тронула его за плечо.

— Нам же надо детей отыскать, — прошептала я.

Он холодно оглядел меня, улыбка на его лице мгновенно угасла, едва он ткнул пальцем в глазницу одного из мраморных лиц, открывая дверь в круглую комнату с концентрическими кругами шелковых завес. В металлическом кресле сидел малыш, болтая ногами у самого пола.

— А, вот и ты, — проговорил он как ни в чем не бывало. — Я уж боялся, ты не… — мы сбросили капюшоны, лицо его вытянулось, слова замерли на губах, — не придешь…

— Что, ради всего святого, ты тут делаешь? — спросила я. Джеймс спрыгнул с кресла и подошел к нам — опасливо и очень по-взрослому настороженно. Он был одет в черный костюмчик с серым жилетом и широким алым кушаком. Однако, даже если закрыть глаза на роскошный наряд, держался он совсем иначе, нежели на моей памяти. Старше он не выглядел, несмотря на то что за время нашей разлуки для него прошли годы, и тем не менее что-то в нем разительно изменилось.

— Ты вернулась, — обратился он ко мне.

— Я и не собиралась уходить.

— Но все равно ушла. — Мальчуган обнял отца — равнодушно, точно по обязанности.

Генри словно ничего не заметил.

— Мальчик мой, — сказал он. Пригладил светлые локоны сынишки, нимало не стесняясь собственной нежности, но Джеймс отстранился. На лице его отразилось замешательство.