Павел Чибряков: Что-то… (сборник)

Вот именно, зажравшийся. Он вспомнил, как Светлана поправляла всегда его воротник. Как терпеливо помогала ему раздеваться, когда он бывал сильно пьян. Эти мелочи приобрели сейчас небывалую важность. Юрий остановился посередине комнаты и прижал ладони к лицу. «Света».

Он прошёл в спальню и включил свет. Большая, аккуратно заправленная кровать вызвала в нём смешанное чувство досады и печали. Не зная, что делать, он открыл шкаф и бездумно высмотрелся на стопки глаженного белого белья, которое так классно подчёркивало смуглость светланиной кожи. Он провёл по нему пальцами; к переносице подкатила слёзная горечь. Он закрыл шкаф и вернулся в зал, оставив включённым свет в спальне.

Стрелки часов подползали к двенадцати. Юрий почувствовал леденящую уверенность в том, что Светлана пропала навсегда. Изнутри его распирало отчаянье, смешанное с чувством обречённости. От ходьбы гудели ступни, и он сел в её любимое кресло, откинул голову на спинку и закрыл глаза.

После объявления времени, по радио снова заиграла музыка. На небе в оконном переплёте выпечаталась неполная Луна.

Он уже два года не выходил из дома. Когда параличность прогрессирует, и ноги даже в пределах квартиры не носят как следует, когда проблемой становится наличие земного притяжения – не до прогулок, знаете ли. Так он и сидел в квартире на пятом этаже с окнами, выходящими на шумный проспект, два небольших офисных здания, и на захламлённый двор молзавода. Обрыдло! Хотелось видеть другое. И многое.

Путешествия были для него… даже не мечтой. Осознанной нереальностью. Никогда. Единственное доступное – Google Earth.

Ему нравилось виртуально (хотя бы так) «слоняться» по миру, рассматривать спутниковые снимки городов, особенно в которых происходило многое из прочитанного им.

На первом месте был Париж. Ещё бы! Дюма, Дрюон, да и вообще французская романтика из подростковости. Хочется ведь знать, например, как по отношению друг к другу расположены Лувр и Эйфелева башня. А где, по отношению к тому же Лувру, располагались Бастилия и Тампль? Монмартр и Монпарнас. Пантеон и Дом инвалидов (близко к нему только по названию). Да много что ещё.

Он нашёл хороший сайт о достопримечательностях Парижа и «скакал» с одной вкладки на другую, формируя представление о «устройстве» Парижа.

Здесь, на площади Сэн-Мишель, Хемингуэй любил пить кофе в уличном кафе, Мэгре ходил по набережной Орфевр, а Сименон, между прочим, жил там же, где когда-то тот самый кардинал Ришелье – на площади Вогезов. А ещё…

Много что ещё. И «Монмартр Амели» (попробуйте лыбнуться, что ему нравится этот фильм! ) – где работала, где жила, а особенно – где гуляла. И вообще многое из того, что видел в фильмах. Из «Такси 2», например. Мост, где полицейские машины слетелись в кучу, тоннель Порт Дофин. Правда, так и не получилось определить – где сидит та азиатская парочка и куда пялится, игнорируя свалку машин.

Так же не получилось определить, где именно на Монмартре находится та лестница – между стенами домов, с металлическим перилами по середине – которую видел во множестве фильмов. В «Ронин», например. Да и на какой именно набережной в том же фильме произошла перестрелка. Сомневался он что-то.

Со временем, у него появилось ощущение, что он хорошо знает Париж. Это его усмехало. Он понимал, что, скорее всего, окажись он в Париже… Но он там никогда не окажется. И «знанием Парижа» ему впечатлять некого. Но это у него было. Хотя бы это.

А вот Лондон ему как-то… Не «зацепил» что-то. Если «по Парижу» он «гулял» часто и много, то «в Лондоне» он ограничился «соотношением» Тауэра с Букимгемским дворцом и, конечно, Бейкер-стрит. И это при всей его англофилии!

В Нью-Йорке – расположение Гринвич Вилидж с Сентрал Парк, Гарлема с Квинс и Брайтон-бич. В Вашингтоне – соотношение Белый дом – Конгресс. В Лос-Анджелесе – Беверли-Хиллс, разумеется, (не интересно, кстати), и… улица, где в «Ограбление по-итальянски» провалили броневик в метро. А интересно – там на самом деле проходит метро?

А ещё – Паго-Паго. Об этом островке, как и о других, он прочёл у Сомерсета Моэма. Самостоятельно найти не удалось. Громадность Тихого океана впечатляла даже в окошке браузера, на виртуальном глобусе. Вот бы…

Больше всего ему хотелось побывать на берегу океана. Сидеть, практически – лежать, обязательно на песке, чтобы глаза были чуть выше уровня воды. Пускать взгляд над неровной плоскостью воды, сознавая, что перед ним простилается (именно это слово он придумал для океана) тысячи километров воды. И ощущать ветер, который, говорят, солёный. Он хотел знать – как ощущается соленость кожей и обонянием. Идеальном местом жительства ему казалось восточное побережье Новой Зеландии. По-севернее этак.