Вадим Волобуев - Благую весть принёс я вам

Отец Огневик, одетый торжественно - в лисий меховик с колпаком из лап чернобурки, перепоясанный шерстяным кушаком с серебряными нитями, - забрался на крышу своего жилища, громогласно взывал оттуда к Господу, благодарил за милость и просил о защите. Висевшие на его поясе железные и бронзовые фигурки зверей и птиц позвякивали, стукаясь друг о друга. Жених водил пригнанных в подарок кобылиц и коров вокруг дома старика, а тот высекал огнивом искры над каждой скотиной и вёл счёт: "Одна корова, две коровы, три коровы...". Потом объявил, изображая Огонь: "Девицу я дал - пусть станет началом людей. Скот я дал - пусть даст большой приплод. Священный огонь да зажжётся! Приди, о покровитель семейных уз!". Затем бросил огниво в трубу, где его поймал Светозар.

Мужики скакали на лошадях вокруг стойбища, кидали друг другу зашитое в мешок тело собаки, утопленной ради такого случая в проруби; парни прыгали через поставленные торцом сани, перетягивали кожаный ремень; девки водили хоровод вокруг костра, пели песни. Пьяное молоко лилось рекой. Огнеглазка безвылазно сидела в жилище Отца, стерегла своё счастье. Ей не полагалось участвовать в торжестве - она должна была тихо маяться в уголке и ждать своего часа.

Старик рвал сено над коленопреклонённым женихом в знак его покорности, водил молодых поклониться кобыльей голове. Преподнёс старшему Павлуцкому одну лисью и полтора пятка горностаевых шкурок, серебряную упряжку, бронзовое блюдо, железный светильник и медный ларец с вделанными самоцветами (дар гостей из Загорья); Светозар и Огонёк пригнали двух рыжих кобыл (ездили за ними в урочище Рогов, где пасся общинный табун).

Соседей угощали три дня. На последнем пиру, когда уже доедали обёрнутые брюшным жиром сердце и печень быка, Сиян-рыбак вдруг поднялся и возгласил:

- Хочу и я поделиться своей радостью, братья. Сват наш, почтенный Пепел, оказал мне честь и согласился стать кумом: моя Искра пойдёт за второго его сына Теплыша на празднике Огня. Да будет крепнуть дружба меж Артамоновыми и Павлуцкими! Да не исчезнет она вовек!

Это было в мужском жилище, среди чада костра, когда загонщики, уже слегка захмелевшие, позволили себе расстегнуть меховики и снять набрюшники - вольность, которую осуждал Пламяслав и не приветствовал Отец Огневик. Все бросились поздравлять удачливого рыбака, громко дивясь его оборотистости, и только Головня сидел, как громом поражённый - молчал и с изумлением смотрел на Сияна. Страшное известие оглушило его. Он сидел и повторял его про себя, не веря услышанному. Искра пойдёт за Павлуцкого. Как смириться с этим? Как принять?

Израненный факелами сумрак дрожал над стойбищем, распадался на опалённые куски. Головне было душно. Он хотел скрыться от благого Бога, но где? В тайге? Или у Павлуцких? Мир не принимал его. От безнадёги щемило сердце. Он кружил по общине как слепой, лихорадочно припоминая все события последних дней, искал выход, но не находил. Думал броситься к Сияну, умолить его подождать с помолвкой. Потом решил пойти к Отцу Огневику, потолковать с ним - авось снизойдёт к смиренной просьбе загонщика. С отчаяния хотел даже ринуться к Жару - пусть созовёт собрание, а уж там посмотрим. Мысли вспыхивали одна за другой - горячие, яркие - и немедленно тухли, словно раскалённый кусок железа в холодной воде. Всё было тщетно, надежда умерла.

А потом в памяти всплыл голос Сполоха: "Хоть к колдуну в зубы".

Что за странное проклятье! С чего вдруг к колдуну? Мог ведь сказать: "Иди ты ко Льду" или "Провалиться тебе на этом месте", но сказал: "К колдуну". Это - знак, как и тогда, у проруби. Пламяслав говорил: "Когда мы жили у большой воды, Лёд держался от нас в отдалении, а про колдуна мы и не слыхали. Последние времена грядут, оттого и сыпятся на нас несчастья: голод, чёрные пришельцы и колдун".

Воплощённое зло, смертельный яд. Откуда явился этот колдун? Из какой общины пришёл? Отрыжка мрака, смрадная гниль, тлетворный искус. Так говорил Отец Огневик.

Почему бы и впрямь не пойти к колдуну?

Нечто отвратительное и склизкое рисовалось воображению: черви в навозе, разложившиеся трупы, личинки в гнилом мясе. Душа Головни коробилась, что-то злое, лютое нарастало в нём.

Огонь мигал и скалился, не желая отпускать Головню. Чада благого бога носились по стойбищу с факелами, орали свадебные песни, но загонщик понимал: каждый факел - это Его око, выслеживающее нестойких. Вождь сделал ошибку, когда вёл беседы с Искромётом при горящем очаге. Огонь услышал его и внушил Головне затею подарить реликвию дочери Сияна, чтобы он разболтала всё Огнеглазке. Головня поступит иначе: он не возьмёт с собой факел. Он уйдёт в полумрак - пусть господин холода примет его и защитит от всевидящих глаз Огня.