Старик медленно повернулся к ней, хмыкнул, прищурившись.
- Вождь, говоришь? Вон он, рядом с тобой стоит. Давай вместе и спросим. Слыхал, Жар, слова супруги? Что решишь? Надо ли Сполоха и его мачеху расселить по другим жилищам или оставим как есть?
Косторез колебался, взвешивал про себя, с кем опаснее ссориться - с женой или с Отцом. Потом выдавил:
- Надо... расселить.
- Вот и славно, - подытожил Отец Огневик. - Вот и решено.
И зашагал к себе в избу. А Жар стоял - поникший, раздавленный, полный стыда и горечи. И бабы, расходясь, качали головами - разве это вождь? Подтирка, а не вождь. Название одно.
Головня же, стирая снегом кровь с лица, посмотрел на Искру. Та держалась в отдалении, не смела подойти к нему, но загонщик перехватил её взгляд - страдальческий, испуганный, сокрушённый. Укор совести кольнул его (зачем обидел девку?), но загонщик был слишком зол, чтобы утешать Искру. Злобно осклабившись, он сказал Косторезу:
- Слышь, вождь, Отец сказал, что ты мне работу найдёшь. А какую - не сказал. Может, спросим у него, а?
Жар поднял на него выжженные глаза.
- Наглеешь. Не к добру. Мало тебе? - Вздохнул и отвернулся. - Дрова нужны.
- Ладно, - проворчал Головня, отряхиваясь. - Будут вам дрова.
Глава шестая
Глаза лошади - как два потухших угля. Морда - тёплый ворсистый камень. Зверь обдал Головню горячим дыханием, потянулся носом - загонщик отстранился и сплюнул, накидывая поводья на шею кобылы. Плевок замёрз на лету, стукнулся о вьюк на боку и отскочил в сугроб. Головня очистил нос кобылы от сосулек, проверил подпругу, поправил вьючное седло.
Сумрак стремительно наступал, сжирая краски. Головня не боялся темноты, теперь это было его время - время отверженных смутьянов. В темноте легче проникнуть туда, куда не осмелятся пройти малодушные. Он был сейчас как крот, живущий в норе - слепой когтистый зверёк, умеющий ходить там, где не пройдут другие.
Последние дни пролетели как сон. Возле Головни появлялись и исчезали какие-то люди, они что-то говорили ему, толкали в плечи - он не отвечал. Может, это были не люди, а призраки? Иногда приходил Жар. Бормотал, не глядя в глаза: "Ты это... пойди, копыта прижги... коровам". Головня поднимался и шёл, а вокруг шелестели злые голоски: "Отцу передался... Плавильщика с вождём заложил... Небось, наушничает старику, с рук его кормится...". Голоски плыли где-то над ним и внутри него. Он шёл сквозь них как сквозь пургу - выставив вперёд голову и вжав подбородок в грудь. Потом, когда голоса оставались позади, он облегчённо расправлял плечи и поднимал лицо. Но потом ему приходилось возвращаться, и всё повторялось.
Он достиг края, превратился в отщепенца. Но Огню и этого было мало. Суровый бог, Он послал Головне новую муку.
Голос Огонька барабанил над очагом россыпью мелких камешков. Захлёбывающаяся речь его то превращалась в журчащий ручеёк, то вновь извергалась мощным потоком. Слушая внука Отца Огневика, Головня чувствовал, как странное озарение постигает его. Названия ему он дать не мог, но чем дольше говорил Огонёк, тем чётче проявлялось перед загонщиком понимание того, что он обрёл, наконец, ту тропу, по которой следует идти.
А Огонёк тараторил:
- Как поднялись, отец уж говорит: "Недоброе что-то. Падалью тянет". Собаки тоже всполошились... залаяли... не уймёшь. Еле успокоили их, положились на милость Огня... тронулись. Едем и чувствуем - запах такой... не наш. Чужой какой-то. А уж псы разволновались - так и тянут прочь, будто демоны в них вселились. И вот думаю я: "Неужто чёрные пришельцы?". Думаю, и сам себе не верю. А на душе камень такой... тяжесть, хоть из нарт выпрыгивай. Билось во мне что-то, стучало вот здесь, - Огонёк притронулся пальцем к макушке. - Верьте-не верьте, а чуял я... И тут ка-ак шарахнет! Да с раскатами... Аж земля сотряслась. Истинная правда! Жар подтвердит. Жахнуло... точно скала с неба упала. Псов оглушило - метнулись кто куда... в ремнях запутались...а мы - кубарем с нарт, все в снегу - страху-то, страху! Будто Лёд с неба спустился...Жар себя потерял, пополз на четвереньках, а отец сидит в сугробе и ругается... рычит. Я с псами вожусь... пытаюсь распутать. И се, зрим: над самым окоёмом... вдалеке... несутся, угорелые - олени! Видимо-невидимо. Точно стая волков их гонит. А только нет там волков. Нету! А знаете, что было? Кто догадливый? - Огонёк улыбнулся, многозначительно вылупил глазёнки. - Пришельцы! Точно такие, какими их старик описывал... чёрные, как угольки... а одёжа - будто наизнанку... кожей наружу. Так чудно! Мчат на лошадях и палками машут... у каждого своя... прижимают одним концом к плечу и бахают... Великий Огонь, спаси и сохрани! И сверху - клянусь вам! - тёмные демоны так и сигают. И вообразите-ка: на небе неведомо что творится, духи завывают, а тут - прорва оленей и пришельцы... все - с громовыми палками. Мчатся, лупят, и олени падают - один, второй... третий... а грохот-то, грохот! Жар в снег зарылся... верещит. Мы с отцом застыли, не двигаемся. Колдовские чары! Олени несутся вдалеке... А чёрные пришельцы гонят их, гонят... А вслед за ними - духи холода, духи болезней... летят, оскалясь, и лязгают зубами... пожирают свет... и всё темней и темней вокруг...
Читать дальше