Виктор Точинов - Пятиозерье

— Я могу увидеть поступившего вчера с травмой ноги Сергея Пр.. — Она осеклась, чуть не сказав «Пробиркина», и быстро поправилась: — ...Сергея Смирнова?

Толстая рыжая тетка снова начала рыться в бумагах — компьютерами, регистрирующими поступление и текущее состояние больных, Солнечноборская ЦРБ не обзавелась.

10 августа, 10:12, штаб «Варяга»

Вожатый Денис Цветков вернулся кштабу быстро. Довел подопечных до вершины холма, с которой виднелись ворота лагеря, и поехал на велосипеде обратно, рассудив, что оставшихся четыреста метров они как-нибудь уж преодолеют самостоятельно.

Катить под горку оказалось легко и приятно, но настроение у Дениса было пакостное. Сидеть одному в палатке посреди леса, когда вокруг ловят вооруженных преступников? Бр-р-р... Закревскому-то что, он к таким делам привычный, небось рад вспомнить молодость. А Денис человек мягкий, домашний, от институтской военной кафедры и то освобожден по состоянию здоровья...

В душе нарастала тревога. Ехать не хотелось. Каждый куст на обочине лесной дорожки казался опасным и подозрительным.

Но Денис крутил и крутил педали — мысль, что можно просто-напросто не выполнить приказ Закревского, в голову ему не приходила. Хотя физрук никоим образом для вожатого начальством не являлся...

Денис Цветков был человеком ответственным. И понимал, что кто-то должен остаться при покинутом штабе — встречать выходящих из леса. Но...

Но у него появилось подспудное желание, чтобы что-то произошло, чтобы нашлась объективная и уважительная причина, которая позволит ему не заниматься этим делом...

Он свернул с наезженной дороги на едва заметную тропинку. Велосипед запрыгал на кочках, на выступающих из земли корнях. Денису чудилось, что раздающееся дребезжание слышно на весь лес — мрачный, надвинувшийся, сомкнувший кроны над головой вожатого. И шум от его езды слышат чужие уши, и недобрые взгляды пристально следят за ним из зарослей.

Он поехал быстрее, насколько позволяла тропа, что еще больше усилило звуки, издаваемые велосипедом, — и заставило Дениса еще сильнее налечь на педали... В общем, на штабную полянку вожатый вылетел со скоростью, не заставившей бы краснеть даже гонщика-профессионала.

Слез с велосипеда, долго не мог отдышаться. Седалище ныло, отбитое о жесткое седло на ухабах. Вокруг стояла тишина — подозрительная. Денис опасливо огляделся. Полог штабной палатки расшнурован и поднят, внутри никого. А вот санитарная... Цветкову показалось, что брезентовое полотнище ее полога шевельнулось. И — что изнутри кто-то его внимательно разглядывает.

— Кто здесь? — спросил Денис слабым голосом, не подходя к палатке и не выпуская руль велосипеда из рук.

Он был готов в любую секунду вскочить в седло и продемонстрировать достойный Тур-де-Франс старт.

В щель полога проскользнула фигура, и Цветков перевел дух, узнав парня из четвертого отряда — фамилию и имя не вспомнил, но знал, что сверстники именуют его Дронтом.

Парень сделал пару шагов в сторону вожатого и остановился, молча на него уставившись. Денис почувствовал себя как-то неловко. Невысокий, щуплый, он, говоря начистоту, в глубине души побаивался юных и накачанных представителей поколения next. С пяти— и шестиклассниками из своего отряда общий язык он находил гораздо лучше.

Пауза затягивалась, и Денис наконец ее нарушил:

— Ты... это... в общем, немедленно отправляйся в лагерь. Игра отменяется, в лесу ловят беглых уголовников... Ты один?

Дронт молчал. И не шевелился. Неловкость Дениса усилилась, он понятия не имел, что делать и говорить, если этот верзила сейчас возьмет да и пошлет его подальше...

И тут Дронт заговорил:

— Знаю. Встретил физрука. Приказал здесь быть. Палатки сторожить. И всех в лагерь заворачивать.

Короткие фразы парня звучали монотонно, без всякого выражения, но Денис не обратил внимания, обрадованный: ну слава богу, не надо будет сидеть тут в одиночестве, компания несамая приятная, но всё же... На всякий случай он уточнил.

— А... мне что делать? Не сказал Алексей Юрьевич?

Дронт опять помолчал и произнес столь же монотонно:

— В лагерь. Следить, чтоб через забор ни одно чмо не намылилось.

При последних словах губы его искривила усмешка.

Сомнение — как же мог Закревский оставить тут одного несовершеннолетнего парня? — на секунду мелькнуло и исчезло, смытое волной радости: не придется, совсем не придется сидеть здесь и со страхом ждать, под чьими шагами захрустят пересохшие сучки — своих мальчишек или...