Виктор Точинов - Графские развалины

Кравцов выставил малую глубину и пустил поплавок по течению, вдоль кромки свисающей в речку прошлогодней осоки — именно там, по его разумению, таились подводные обитатели в ожидании порции угощения от очередной машины.

Догадка подтвердилась. Хорошо видимая в прозрачной воде тень метнулась к насадке. Но на этом всё и закончилось. Поплавок плыл дальше беспрепятственно.

После третьей безуспешной попытки Кравцов понял, в чем дело. Раскрашенная яркой флуоресцентной краской вершина поплавка пугает рыбу на глубине в четверть метра…

Он снял и поплавок, и грузик, оставив лишь крючок. Отломил кусочек стебля сухой полыни, захлестнул на нём петлей леску. Получившаяся конструкция ничем насторожить хитрую рыбу не могла. А воду стоит замутить самому.

Кравцова, пока он взмучивал дно валявшейся неподалеку доской, охватило чувство сродни дежа-вю: вновь у него напоминающая детство немудрёная снасть, и вновь он готов последовать совету старого Ворона…

…Обломок полыни резко исчез под водой. Гибкое удилище согнулось, в воде блеснул бок увесистой рыбины. Кравцову показалось, что тащит он крупного карася — встречались в Славянке такие одинокие рыцари, закованные в латы из крепкой чешуи (медлительную карасиную мелочь, кишевшую в окрестных прудах, в речке быстро подъедали окуни и щуки).

Но это оказалась красавица-плотва весом не менее полукилограмма. Ни садка, ни иной тары он с собой не захватил, абсолютно не рассчитывая на улов. Подвесив плотвину на сделанный из прутика кукан — опять как в детстве! — Кравцов торопливо насадил нового червя… Все подозрения и хитроумные планы улетучились под напором рыболовного азарта.

…Лишь поднимаясь в гору к графским развалинам (руку приятно оттягивала связка рыбы), Кравцов вновь вернулся к своим невеселым мыслям. Надо сразу позвонить Паше, наверное уже проснулся…

Звонить Козырю не пришлось. Он поджидал Кравцова у запертого вагончика — с напряженным, злым лицом.

В руках Пашка-Козырь сжимал двухстволку-бюксфлинт.

Бог свидетель, что не Гном стал инициатором сегодняшнего утреннего конфликта — и многих других событий, для которых тот конфликт послужил причиной. По крайней мере, сам Гном считал именно так, — совершенно искренне.

Этот кусок сала на ножках первым докопался до него, когда Гном тихо и мирно шел в направлении магазина. Шёл задворками, срезая по небольшому лугу в сторону шоссе — дорога здесь изгибалась дугой, и так идти было короче.

Что делал там кусок сала, неизвестно. Может, пасся, нагуливая новый жирок. Как бы то ни было, жиро-мясо-комбинат двинулся в сторону Гнома и довольно нагло к нему обратился (не подходя, впрочем, слишком близко):

— Эй, Гном! Ты куда дел мою Кутю?

Гном был настроен миролюбиво. Шикарное утро, два выходных впереди, денег вполне хватает, чтобы заполнить объёмистую сумку полуторалитровыми бутылками с пивом… — никаких конфликтов Гному не хотелось. К тому же он знал: чем старательнее оправдываешься, тем меньше тебе верят. У односельчан порой — за семь лет и не могло сложиться иначе — мелькали подозрения в причастности Гнома к исчезновению мяукающих любимцев. Но подозрения чисто умозрительные — поскольку Гном пользовался репутацией «странного парня».

Гном сказал:

— Какую такую культю? По-моему, твои окорока в полном комплекте.

Жирняга (Гном вспомнил, что друзья зовут его Борюсиком, а прочие — Боровом) продолжал настаивать:

— Нашу кошку — Кутю! Женька видела, как ты её колбасой кормил!

— Отшароёбься, — сказал Гном, собираясь продолжить свой путь.

И тут Боров произнес то, что ему никак не следовало говорить:

— Погоди, всё равно узнаю, зачем ты на «болотце» шляешься!

Последние слова меняли дело. О Кошачьем острове не должен знать никто. Тем более никто не должен догадаться, что Гном уже около полугода обдумывает идею о новом его использовании.

— За это ты будешь жрать говно, — сказал Гном негромко и спокойно.

Борюсик — хотя благоразумно стоял в десятке метров — услышал. Но все же допустил ошибку. Все знали, что на своих коротких кривых ногах Гном бегает медленно — и Борюсик знал. С другой стороны, он сам — несмотря на более чем внушительные габариты, — разогнавшись, мог выдать неплохую скорость.

Но Борюсик оказался обманут видимым равнодушием, с которым Гном произнёс последние слова. И не учёл характеристику, которую автомобилисты называют приёмистостью…

Гном выпустил сумку из рук и рванул с высокого старта, как ракета с пороховым ускорителем.