— Я… ну думал… может, перекусим… ну на свежем воздухе…
— Зря вы так думали , — ледяным тоном отрезала Елизавета Васильевна, обладавшая незаурядным даром без единого грубого слова дать Лёше почувствовать, какой он кретин, дебил и полный дегенерат… И уверенной, быстрой походкой пошла за сумкой, не снисходя до просьбы принести обратно.
Лёша злорадно смотрел на её летний брючный костюм и шляпу с неимоверно широкими полями. По случаю выезда в безлюдное загородное местечко теща позволила себе некую экстравагантность в наряде, и сказать, что цвета её одежды были кричащими, — ничего не сказать. Они не просто кричали — они истошно вопили, пронзительно свистели, подпрыгивали на месте и размахивали конечностями. А воздействием на сетчатку глаза не многим уступали светошумовой гранате «Заря».
Если тот, кто сидит в пруду, реагирует на внешние раздражители не только в лице Лёши, то… Но и он внес свою маленькую лепту — осторожно положив на дальнем берегу сумку и отойдя на безопасное расстояние, зашвырнул в пруд два кирпича…
Тёща обходила пруд, стараясь не наступить на кучки гниющих водорослей. Лёша, затаив дыхание, следил за нею и сам не знал, чего хочет больше — чтобы все оказалось его горячечным бредом или…
* * *
— Мама?!
Ирка все-таки что-то услышала, находясь в доме. Плеск воды? Сдавленный крик, перешедший в бульканье?
— Виноградов, где мама?
Глаза её метались по участку, как два напуганных крысенка.
Он медленно повернулся к жене, выпрямившись во весь рост, развернул плечи и ответил после тяжелой паузы:
— Разве я сторож маме твоей? И у меня есть имя.
Сделал три уверенных шага к крыльцу и повторил раздельно:
— У меня. Есть. Имя.
Ирина смотрела на мужа сейчас (и всегда!) сверху вниз, она вообще была на четыре сантиметра выше, но под его давящим взглядом из-под очков сжалась, ссутулилась, отступила назад, сказала неуверенно, прислонившись к двери:
— Ты чего, Вино… Лёша?
— Ничего, все в порядке, — жестко улыбнулся он углами губ, поднимаясь по ступеням. — Пошли в дом. В наш дом.
* * *
Конечно, ничего этого не было. Все это Лёша представил, пока тёща возвращалась от пруда с сумкой. А Ирка действительно выскочила на крыльцо с ледяным лицом. Лёша попытался принять тот суровый и мужественный вид, который только что вообразил: напряг скулы, стиснул кулаки и распрямил узкие плечи— и тут же скривился, сдавив невзначай ноющий волдырь ожога.
Ирина не обратила никакого внимания на его мимические попытки, прошла к машине, не глядя ни на мать, ни на мужа.
— Запирайте дом, Алексей. Мы уезжаем. — Елизавета Васильевна явно не собиралась посвящать его в подробности разговора с дочерью и в детали принятых (или отложенных?) решений.
— Но ведь… мы ведь еще… постройки… теплица, фундамент для бани… — залепетал Лёша вовсе уж невразумительно.
— Мы уезжаем, — повторила тёща с плохо скрытым презрением.
Если бы кто-то сказал этой высокой, моложавой, абсолютно спокойной женщине, что зять подозревает её в отравлении (его? этого слизняка?) — она смеялась бы долго, весело и искренне. Ну и возомнил зятек о себе; да чтобы растереть такого в порошок, достаточно одного слова и короткого взгляда — а потом хорошенько проветрить комнату…
* * *
С этим надо кончать. С этим надо кончать, — твердил Леша про себя два последних дня. Не конкретизируя, впрочем, с чем надо кончать: с такой вот непутевой семейной жизнью, с осточертевшим обществом тещи или с тем, кто живет в пруду. Наверное, он имел в виду всё сразу. Но начать решил именно с пруда.
Последняя попытка должна стать окончательной. Довольно. Хватит. Где бы ни была проклятая яма — в его мозгу или на дедушкином огороде — сегодня и сейчас он с ней покончит. Убьет всех таящихся на дне призраков и засыплет самосвалом песка, если надо — двумя самосвалами. А потом разберется и с другими проблемами. Пришло время.
Он поднес огонек зажигалки к кембрику, плотно набитому спичечными головками — в воде такая штука горит никак не хуже бикфордова шнура. Кембрик исчезал в недрах толстой трубы — корпуса старого автомобильного насоса. Чтобы снарядить это оружие возмездия, пришлось вспомнить все навыки пиротехника-любителя времен средних и старших классов (а нынешние, ха! — так вот не смогут, куда уж им, избалованы китайскими ракетами да петардами…).
Но основная убойная сила отнюдь не в насосе, он только должен привести в действие главное оружие — плотно забитый, загерметизированный корпус с четырех сторон сжимали крутые бока здоровенных, двадцатипятилитровых бутылей толстого стекла. Бутылей с концентрированной серной кислотой — центнер с лишним чистого олеума. Или не олеума? С химией у него в школе обстояло еще хуже, чем с геометрией, но не надо быть Менделеевым, чтобы понять: такая доза убьет и растворит всё, что угодно. И кого угодно.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу