Джефф Вандермеер - Консолидация

В том, что мать раскололась, он видел признание, что Центр потерпел душераздирающий крах. Что на деле они оказались не способны прозреть сценарий, в котором Зона Икс была умнее, коварнее и находчивее.

И ничто из этого не могло вымарать выражение лица Грейс — под дождем, при приближении директрисы — ликование, искупление, абстрактная идея, безотчетно отразившаяся на ее чертах, что все самопожертвование, вся преданность, все усердие теперь будут вознаграждены. Что физическая материализация подруги и коллеги, считавшейся давно погибшей, может зачеркнуть недавнее прошлое. Директрисы, з акоторой следовало противоестественное безмолвие. С закрытыми глазами — а может, у нее уже нет глаз. Изумрудная пыль с каждым шагом расплескивалась с нее в воздух, на землю. Этой особы, которой там быть не должно, этой оболочки души, от которой он откопал лишь обрывки.

Мать повела сызнова, и он ей позволил, потому что был лишен выбора, нуждаясь во времени, чтобы акклиматизироваться, как-то приспособиться.

— Вообрази ситуацию, Джон, в которой ты пытаешься сдержать нечто опасное. Но подозреваешь, что сдерживание — дело проигранное. Что нечто, которое ты хочешь удержать, медленно и неумолимо ускользает. Что представляющееся непроницаемым на самом деле со временем становится очень даже проницаемым. Что в барьере больше дыр, чем барьера. И что эта штуковина, чем бы она ни являлась, вроде бы хочет тебя уничтожить, но лишена вождя, чтобы вести переговоры, лишена заявленных целей какого-либо рода. — Ему подумалось, что такая речь могла запросто прозвучать и из уст директрисы.

— Ты имеешь в виду Южный предел — место, куда ты меня послала. С неподходящим инструментарием.

— Я имею в виду, что группа, к которой я принадлежала, уже давненько считала, что Южный предел скомпрометирован, но большинство до сегодняшнего дня верили, что это просто курам на смех.

— А каким образом ты оказалась замешана?

— Из-за тебя, Джон. Давно. Потому что мне требовалось назначение куда-нибудь неподалеку оттуда, где жили вы с отцом. — И добавила уже от себя: — Это был побочный проект. Просто приглядеть, мало ли чего. Вышедший на главную роль.

— Но почему именно я?

— Я тебе говорила. — И уже с мольбой, чтобы он понял: — Я знаю тебя, Джон. Я знаю, кто ты. Я бы знала, если бы ты… изменился.

— Как изменилась биолог. — Вспылив, что она подставила его под удар, не сказав, не дав ему выбора. Вот только выбор-то у него был — мог остаться и на прежнем месте.

— Что-то вроде того.

— Или просто изменился, типа стал более циничным, измученным, параноидальным или выгоревшим дотла.

— Прекрати.

— С чего бы это?

— Я делала все, что могла.

— Ага.

— Повзрослей же уже, Джон, я серьезно. Я делала все, что могла по обстановке. Но ты еще в бешенстве. Даже теперь еще не остыл. Это уж чересчур.

Разговоры вокруг да около катастрофы. Но разве не так люди всегда и поступают? Если ты еще жив.

Расслабив плечи, он поставил кофе на стойку.

— Я об этом не думаю. Это неважно. Сейчас уже неважно.

— Сейчас это важнее всего, — возразила она.

— Почему?

— Потому что мы можем с тобой больше не увидеться, — ее голос — впервые на его памяти — надломился.

Чудовищность этих слов обрушилась на него тяжким грузом, и он понял, что это правда, снести которую свыше сил. Даже не мог толком уразуметь, как же до этого дошло, хоть и проделал весь путь шаг за шагом.

Крепко обнял ее, прижал к себе, пока она шептала ему на ухо: «Я пустила все на самотек. Думала, директриса с нами согласна. Думала, все образуется. Я думала, у нас больше времени». Его мать. Его дрессировщица. Но через минуту придется ее отпустить.

А затем она поведала еще одно, преподнеся это как покаяние.

— Джон, тебе следует знать, что биолог в выходные сбежала из-под нашей опеки. Последние три дня она числится в самовольной отлучке.

Ликование, прилив неоправданной, эгоистичной эйфории, накатившей отчасти оттого, что пришлось изгнать ее из мыслей, когда разыгрался кошмар в Южном пределе — а теперь она в каком-то смысле вернулась к нему, словно в награду.

Все остальные ответы на его вопросы всплыли позже, когда мать уже давным-давно уехала в его машине, когда он собрал вещи, бросил кота, взял ее автомобиль, как она и предлагала. Но остановил его на тихой улочке в паре кварталов от дома и угнал другой, потому что не доверял Центру. И вскоре уже был за пределами Хедли, где-то нигде. Проезжая место, где они раньше жили, остро ощутил отсутствие отца. Потому что отец сейчас мог бы его утешить. Потому что сейчас уже неважно, о каких секретах он проговорился или не проговорился.