Карлос Руис Сафон - Марина

Стоило мне так подумать, как у меня за спиной раздалось шуршание шин, я оглянулся и застыл с блаженной улыбкой. Мне предстало видение.

Из тумана медленно выехал велосипед. На нем спускалась по улице вниз, направляясь прямо ко мне, девушка в белом. Солнечные лучи просвечивали насквозь легкий хлопок, позволяя угадывать под ним ее безупречное тело. Длинные, очень светлые волосы вились вокруг лица, наполовину закрывая его. Я застыл, уставившись на то, как она сходит с велосипеда в паре метров от меня, словно идиот, пораженный внезапным параличом. Не то глазами, не то в воображении я отчетливо видел целиком ее стройные ноги, потянувшиеся к земле в момент остановки велосипеда. Мой восхищенной взгляд скользил вверх по ее белым одеждам, в которых она, сияя в солнечных случах, словно сошла с картины Сорольи, к ее лицу, и, наконец, утонул в ее глазах потрясающего светло-серого цвета. Они же глядели на меня саркастически. Непрерывно улыбаясь, я предстал перед ней в самом идиотском виде, какого только можно было пожелать.

– А, так это ты похититель часов? – сказала девушка тоном, полностью соответствовавшим ее улыбке.

Она была моего возраста, может, годом старше. Я не умел определять возраст женщин, умение это трудно; наука оно или искусство, не знаю, но в любом случае не дается тренировкой.

– Ты живешь здесь? – пробормотал я, показывая на калитку.

Она едва кивнула в ответ. Ее удивительные глаза прожигали меня с такой яростью, что на меня нашел столбняк, и лишь через два часа я понял, что полностью пропал, что видел самое ослепительное проявление красоты в моей жизни, как прошлой, так и будущей, аминь.

– А ты-то кто такой, чтобы задавать мне вопросы?

– Предположим, что я похититель часов, – начал я свою импровизацию. – Меня зовут Оскар. Оскар Драй. Я пришел их вернуть.

Не давая времени ответить, я вынул из кармана и протянул ей часы. Девушка глядела на них несколько секунд, перед тем как взять в руки – руки такие белые, что напомнили мне о снеге. На безымянном пальце блестело золотое кольцо.

– Они уже были разбиты, когда я их взял, – объяснял я.

– Они разбились пятнадцать лет назад, – пробормотала она, не поднимая глаз.

Когда же наконец красавица обратила на меня взгляд, он был оценивающим, словно она покупала мебель или домашнюю утварь. Что-то в ее поведении говорило, что она не принимает мою версию, а именно, что я вор; возможно, я был каталогизирован по рубрике кретинов безвредных или же дураков обыкновенных. Чему немало способствовала моя сияющая блаженной улыбкой физиономия. Приподняв брови, девушка загадочно улыбнулась и протянула часы мне назад.

– Ты их взял, тебе их и возвращать хозяину.

– Но…

– Часы не мои, – объяснила девушка. – Они принадлежат Герману.

При имени «Герман» я вдруг словно воочию увидел пугающе огромный силуэт с ореолом белых волос вокруг головы, от которого я бежал несколько дней назад.

– Какому Герману?

– Герман – это мой отец.

– А ты кто?

– А я его дочь.

– Я имел в виду, как тебя зовут?

– Я прекрасно поняла, что ты имел ввиду, – отрезала девушка.

С этими словами она снова села на велосипед и въехала в кованые ворота особняка. До того как она исчезла из виду в зарослях сада, я успел заметить, что она обернулась на меня – глаза ее откровенно смеялись. Я вздохнул и пошел вслед. Старый особняк был на месте. Кот на ходу взглянул на меня с таким пренебрежением, что мне захотелось стать доберманом.

Облитый презрением кота, я не без труда пересек сад, уворачиваясь от цепких колючих веток, и достиг фонтана с херувимами, к бортику которого был прислонен велосипед; его хозяйка разгружала корзину, висевшую на руле. Запахло свежевыпеченным хлебом. Потом девушка вынула бутылку молока и встала на колени, чтобы наполнить миску, стоявшую тут же на земле. Кот пулей примчался неизвестно откуда, чуя завтрак. Было ясно, что исполняется ежедневный ритуал кормления.

– Я-то думал, твой кот питается только беззащитными птенчиками, – сказал я.

– Он охотится на них, но не ест. Это у котов инстинкт, они должны охотиться и защищать свою территорию, – объяснила она мне терпеливо, как ребенку. – А вот что он любит, так это молоко. Любишь молочко, Кафка?

Пушистое воплощение кафкианского абсурда облизало хозяйке пальцы в знак согласия. Девушка нежно улыбалась коту, поглаживая ему спинку. Когда она потянулась к животному, под одеждой вновь проступило тренированное, крепкое тело. Она подняла на меня глаза как раз в тот момент, когда я пялился на нее, беспомощно облизывая губы.