Джонатан Ховард - Йоханнес Кабал. Некромант

Старикашка сидел на ящике и наблюдал, как Кабал исследует тёмные углы.

— Мне больно это слышать, Йоханнес, — сказал он весело. — После всего, через что мы прошли.

Завершив беглый осмотр вагона, Кабал подошёл к нему.

— Всего, через что мы прошли? Надо понимать, всего того, через что ты меня заставил пройти? Если бы ты не купил мою душу, и не доставлял бы столько неприятностей после, во всём этом, — он обвёл жестом весь поезд, — не было бы необходимости.

Старикашка пожал плечами.

— Я всего лишь делал свою работу. Не надо ждать альтруизма от одного из маленьких помощников Сатаны.

Кабал вздохнул.

— Послушай, я бы очень хотел сказать, что рад твоим успехам, и встреча с тобой меня приободрила, но я бы солгал.

— Я знаю.

— Так может, разделаемся с этим побыстрее, и ты уберёшься наконец с глаз моих? У меня, в конце концов, довольно плотный график.

— График, — сказал Старикашка, подняв указательный палец. — Как хорошо, что ты напомнил. Тебе понадобится вот это.

Он сунул руку в своё замызганное старое пальто и вытащил песочные часы чуть более фута в высоту. Однако вместо песка они оказались наполнены невероятно мелким порошком. Крошечные частицы пробивались из верхнего сосуда в узкое горлышко и каскадом падали вниз. Несмотря на постоянный поток, дно нижнего сосуда едва запылилось.

— Они показывают, сколько времени у тебя осталось. Ты ведь понимаешь принцип, верно? — Кабал красноречиво на него посмотрел — Ещё бы, такой головастый парень, и не поймёт. Короче, как только все песчинки упадут на дно, время вышло. Всё просто. Ах да, нужно помнить ещё вот о чём. Настоящие часы — в преисподней, у моего альтер эго. Это лишь повторитель, передатчик. Что бы ты с ними не делал, это никак не повлияет на оставшееся время. Видишь? — Он перевернул часы. Песчинки начали падать вверх. Старикашка поворачивал их под разными углами, на порошок внутри это не влияло. Время шло, и песчинки всё падали непрерывным противоречащим законам гравитации потоком. — Ловкий трюк, а? На вечеринках показывать — самое то, ты уж мне поверь.

— Да ну? — сказал Кабал, взяв часы. — Надо будет званый вечер устроить — друзей удивить.

— Нет у тебя никаких друзей.

— Званых вечеров я тоже не устраиваю. Ты что, сарказм не понимаешь? Итак, ещё чем-нибудь увлекательным со мной поделишься, или я уже могу поддаться желанию вышвырнуть твою дряхлую оболочку из поезда?

Старичок фыркнул.

— Как грубо.

— Твой… — Кабал пытался найти правильное слово, — «создатель» дал мне задание отправить сто душ на вечные муки. Откровенно говоря, не думаю, что мне удастся прослыть добряком.

— В этом ты прав. — Старикашка покопался в своём просторном бесформенном пальто и достал тонкую коробку глубиной в дюйм для листов бумаги стандартного размера. Он развязал тонкую чёрную ленту вокруг неё, снял крышку и показал содержимое Кабалу. Внутри была пачка бланков, напечатанных на бледно-жёлтом пергаменте. Кабал наклонился вперёд и прочитал верхнюю строчку:

— Бланк Добровольного Проклятия. Заполняется проклятым. ЕАГХ/И. — Он выпрямился. — Вижу, Артур Трабшоу приложил к этому руку.

— Именно так, — ответил Старикашка, завязывая ленту. — Чуть меньше, чем через год ты должен сдать сто полностью заполненных бланков. Справишься, а, Йоханнес? — Он отдал коробку Кабалу. Тот подержал её в руке и посмотрел по сторонам.

— Не уверен. Я принял этот вызов на условии, что у меня будет Ярмарка Раздора. Пока что мне дали только передвижную лавку старьёвщика. Передай Сатане — без ярмарки сделке конец.

— Без ярмарки? Как без ярмарки? Вот же она! Вперёд и с песней! Как в фильме «Величайшее шоу мира». Где твоё воображение?

— Воображение? Да только страдая галлюцинациями, я поверю, что эта развалюха — величайшее шоу мира.

Старикашка встал с ящика и подошёл к задней стенке, качая головой и бормоча что-то о нынешней молодёжи. Прислонённые к стене и наполовину скрытые брезентом, там лежали деревянные доски.

Кабал, наверное, в жизни не видел такого жалкого театрального движения, каким Старикашка сорвал брезент, показав, что доски — это неновые и потрескавшиеся вывески.

— Вот они. Вот твои представления. «Узрите! С таинственного востока! Загадочная Клеопатра! Три тысячи лет в гробнице и всё ещё самая красивая женщина в мире!» Неплохо, да? А это что? «Подивитесь мальчику с лицом летучей мыши! Прямиком из самых тёмных джунглей!» Жутковато, не находишь?

— Огромное количество восклицательных знаков пугает само по себе.