Сергей Шведов: Негрский старорус[СИ]

В машине не было ни одного живого прибора. Он положил перед собой полевой офицерский компас и направил самолет строго на север.

Лопсяк летел вслед за грозовым фронтом, самолет бросало из стороны в сторону, как джип на ухабах. За двенадцать часов прямого полета он едва добрался до верховьев Нила. Там он и посадил самолет на поле с какими–то жидкими кустиками. Что это были за сельскохозяйственные культуры, Лопсяк не разглядел при луне. Остаток ночи он заправлял старой канистрой топливные баки и заливал воду в систему охлаждения, потом заснул в кабине.

Проснулся от того, что кто–то громко топал ногами по обшивке крыла. Лопсяк продрал глаза — замотанный с ног до головы в лохмотья суданец с винтовкой за спиной опасливо крался по крылу к кабине. Лопсяк перещелкнул тумблеры старта.

Двигатели, чихнув пару раз, раскрутили–таки пропеллеры. Бедуин кубарем скатился с плоскостей. Вслед самолету наездники на верблюдах открыли стрельбу, но «Дуглас» автоматной пули не боится…

Лопсяк летел над пустыней так низко, что, когда солнце стояло за спиной, впереди по земле бежала тень от машины. Четыре часа он шел вдоль Нила, потом его в первый раз обстреляли зенитки. Лопсяк взял круто на запад в пустыню. Лететь на восток над Египтом, Израилем, Сирией и Турцией было бы безумством. Не американские, так бывшие советские ракеты превратят старый «Дуглас» в кучу дюраля. Он пошел на северо–запад.

Для второй посадки он выбрал безжизненное плато где–то между Ливией и Египтом. Если бы кто только знал, как спал в этот раз Лопсяк! Бревно было бы легче тронуть с места.

А проснулся оттого, что кто–то жарко дышал ему в ухо. Еще не раскрывая глаз, Лопсяк нащупал руками что–то мягкое, пушистое. Ушастая лисичка–фенек даже не пыталась укусить, только жалобно тявкала и скулила, совсем как грудной ребенок.

Она взяла из рук кусок колбасы и потом, как кошка, доверчиво потерлась о его штанину. Всю ночь лисенок проспал у его ног, свернувшись клубком, как котенок. Ночи на плоскогорье холодные, и под утро Лопсяк сунул лисичку за пазуху. Там она проспала до самого отлета.

Перед запуском бренчащих двигателей Лопсяк заглянул ей в глаза — острая мордочка в обрамлении светло–рыжих шерстинок доверчиво смотрела на него. Лопсяку стало не по себе. Лисенок показался неуловимо похожим на его Малашу.

У Малаши был устроен на дворе алтарь в честь деревенских духов, на который она раз в неделю приносила кроликов и кур. Возжигала какие–то травы и ароматные свечки. Неужели эта ведьма устроила в Сахаре прощание с ним? Он раскрыл последнюю банку сгущенного молока и поставил перед фенеком. Лисичка сначала недоверчиво попробовала, потом жадно вылизала белую сладость и снова пытливо глянула на Лопсяка.

— Нет, Малаша, — сказал Лопсяк, — не поможет тебе твое негритянское колдовство. Не вернусь я к тебе. Оставайся сама в своей разлюбезной Африке!

Он хлопнул в ладоши. Лисенок припустил по убитому ветром плотному песку так быстро, что через миг пропал из виду, только на прощание махнул хвостом на восток.

— Куда мне на восток показывешь? Под ракеты? Пусть туда вороны летят.

Последнюю треть пути Лопсяк вел машину на высоте в пятьдесят метров. Пилоты–авиалюбители знают, что это за удовольствие, когда самолет реагирует на любую складку местности и трясется, как телега по булыжной мостовой.

Над Грецией вслед за ним поднялись два истребителя. Его долго увещевали по радио, которого у Лопсяка на борту и в помине не было.

Потом один из пилотов вывел свою машину на параллельный курс, чтобы подать Лопсяку сигнал посадки — большой палец книзу. Под самолетом Лопсяка расстилалась морская гладь, о посадке на воду с его летной квалификацией мог помышлять только умалишенный. Лопсяк чуть надавил на штурвал, и плоскости крыльев начали срывать пену с барашков высоких волн. Преследовавший его «Фантом» явно не подрассчитал и сходу зарылся кокпитом в пенные буруны.

Потерянный самолет из состава миротворческих сил по поддержанию гражданского порядка в бывшей Югославии Гаагский трибунал со временем занесет в актив Лопсяку, хотя он на тот момент лишь приблизительно разбирался в событиях на Балканах и решительно ничего не имел против американского парня, которому так хотелось навести новый порядок в мире.

После того, как американец исчез под волнами за облаком пара, в эфире поднялась целая радиобуря, благо, что Лопсяк не мог слышать даже самых ее отдаленных отголосков из–за отсутствия радиосвязи.