Игорь Поляков: Доктор Ахтин. Патология

Во дворе дома я вдыхаю полной грудью летний воздух, – смесь цветущей акации, выхлопных газов и жареной рыбы. Подняв голову, я вижу, как на небе тень медленно закрывает серебристый диск луны. Заворожено наблюдая за эти астрономическим явлением, я на минуту забываю, что мне надо уходить от этого дома.

Улыбнувшись, опускаю голову и неторопливо иду в сторону своего жилища, наслаждаясь вечерней прохладой и тишиной. Мне нравиться вечернее и ночное время летом, – тепло и темно, всё для того, чтобы не видеть безумие окружающей действительности и неторопливо шагать, никуда не спеша.

Ночь – это время для размышлений и действий.

Она, как лунное затмение, скрывает яркую дневную суету и суетные глупые мысли.

Бог – это зло. Абсолютное и вечное. Иррациональное, неисправимое, аморальное и патологичное. Ничего нельзя изменить, – поставив диагноз, невозможно вылечить. И эта неизлечимость заставляет меня думать, что мир создан для вечного страдания. Так было и так будет. Цивилизация в этом пространстве сделана Создателем для собственного увеселения и развлечения. Это ведь так интересно созерцать, как изо дня в день совершаются различные злодеяния. Пьяный муж забивает насмерть жену, женщина закапывает своего новорожденного ребенка в огороде. Подростки глумятся над беззащитным бомжом, и пьяный водитель на высокой скорости сносит группу людей, стоящих на автобусной остановке. Молодой парень с улыбкой нажимает на кнопку, зная, что после этого произойдет взрыв, который убьет его и еще несколько десятков людей.

Творец удобно расположился в кресле, и наслаждается тем, как тени пытаются выжить на этой планете. Иногда он ускоряет процесс, – ураган ломает деревья, срывает крыши и убивает живые существа. Или землетрясение в океане, которое поднимает волну и смывает жизнь с побережья. Или многодневный ливень, который затапливает сушу, вызывает оползни и приводит к массовой гибели людей.

У Него много различных рычагов, и Он ими активно пользуется, особенно, когда видит, что люди в борьбе за жизнь побеждают. И чем больше живых существ на планете, тем сильнее будет рад Создатель, когда придет время сбора урожая.

Бог – это зло, и всё чаще я думаю о том, как вхожу к Нему в комнату. Я не представляю, где Он живет, но могу нарисовать это место в своем воображении. В пустой комнате стоит удобное кресло напротив прозрачной стены, на которой всё и происходит. Он сидит в кресле и увлеченно созерцает, как одинокий стрелок, вооруженный автоматической винтовкой, расстреливает толпу мирных горожан. На Его лице довольная улыбка. Потные ладони сжимают подлокотники кресла. Он настолько увлечен, что не замечает меня.

Быстрым и уверенным движением я перерезаю Ему горло.

Я знаю, – у Него такая же кровь. Она толчками бьет из раны на шее. Он хрипит, хватаясь руками за рану. В Его глазах радость сменяется удивлением.

Жаль, что это всего лишь мои ночные мечты и видения. Я не знаю, где Его логово. Это место может быть в соседней квартире, или на соседней планете. Не думаю, что мне когда-нибудь удастся посмотреть в Его глаза, но никто и ничто не может помешать представить эту ситуацию.

Я рисую карандашом на белом листе бумаги. Изображение иногда больше скажет, чем любое слово. Быстрые движения карандашом возвращают меня из мира грез, – я создаю портрет детского хирурга.

Олег Антонов. Двадцать девять лет. Третий год аспирантуры и почти готовая кандидатская диссертация. Способный хирург, которого ценили на работе, и начинающий педофил, которого знали в Сети под ником Доктор Лав. Он так и не успел сделать то, о чем мечтал, но он приблизился к этому моменту очень близко. Фотографии и робкие прикосновения, – это всё, что он делал. Пока.

И безумие в сознании, когда он представлял то, что может сделать. Интеллигентный и спокойный на работе, в своем сознании он безумствовал и ни в чем себе не отказывал.

Он уже сделал последний шаг и стоял у самого края.

Возможно, завтра он бы перешагнул черту.

Я смотрю на его изображение. Один из теней, решивший, что Бог позволил ему нарушать законы общества и морали. Который решил, что имеет право, словно он сын Бога. Ну, или бастард, на худой конец, но – ему можно по праву рождения.

Я подношу огонек от зажигалки к краю листа и смотрю, как расплывается темное пятно по изображению. Оно корежит черты его лица, искажая и стирая их. Еще мгновение, и Олега Антонова больше нет.

Ни на бумаге, ни в этом мире.