Как пронзающая боль под левой лопаткой. Как сухой лай пистолета за спиной. Как пятно тепла на груди. Тепла, расползающегося. Обволакивающего. Зовущего найти в нём покой. Покой, тепло и прощенье. Я теряю силы. Мне больше не нужно бороться. Бороться не нужно. Но я простою на ногах, сколько смогу. Смертники умирают стоя. Молча.
Mauser
1/125 (before/after)
Почтовый клиент с характерным шелестом проглотил письмецо. Быть может, это электронное послание содержит что-то важное, и оттого дотянуться до дашборда, с тем чтобы прочесть, представлялось сверхзадачей, неподъёмной и невыполнимой? Неважен километраж сенсорной мыши, который предстоит проделать, чтобы щелкнуть на призывно мерцающую пиктограмму – я мог бы и ещё несколько часов кряду щёлкать по фотографиям на стоке – ведь это занятие полностью бесполезное, оттого ненапрягающее. Сегодняшнее утро – худшее из многих. Нет, выпитый на мансарде кофе под ароматную сигару был, несомненно, хорош. Он, как и в любой другой день, принёс терпким вкусом бодрость… Но неясность мыслей. Никаких новых идей. Сонные мысли в голове не спеша текли, вяло обгоняя друг друга, шаркаясь аморфными телесами. Этому стаду необходим пастух, а он запил. Я же предпочту переносить невзгоды оскорбительно трезвым.
За спиной раздался оглушительный в звенящей тишине стук металлических набоек по лакированному паркету. Впору бы возмутиться… Сколько раз ей можно повторять? Но нет. Только не оборачивайся. Не совершай ошибку. Не заводи снова этот разговор…
– Что, даже не обернёшься? – с вызовом спросила Она.
– Нет, не обернусь, – ответил я. – Мне нет нужды снова видеть тебя. Знаешь, необходимость смотреть на тебя отпала много лет назад. Зачем, если твоё тело мне знакомо в разы лучше моего собственного?
Главное сделать вид, что чудовищно занят. Сгодится и проверка утренней корреспонденции. Пришло время развернуть то самое письмо.
«Андрей! Семьсот баксов за двухчасовой вебинар! Это моё последнее слово, слышишь?» – кричал Виталий. Нет, конечно же, я тебя не слышу, идиот. Это ведь всего лишь электронная почта. Я тебя не слышу и даже не стираю с лица слюни, которыми ты брызжешь сейчас на монитор. Подтягиваю к себе клавиатуру и отвечаю «вслух»: «Неужели ты действительно думаешь, что жалкие семь сотен для меня – деньги?»
– Значит, поглощён работой, да? – не унималась Настя. До чего же ей хочется поскандалить. Как же бесчеловечно с моей стороны лишать её такого удовольствия. Я украдкой кошусь на глянцевую окантовку моего топового моноблока последнего поколения одного небезизвестного фруктового бренда. В верхней грани черной рамки отражается точёный стан моей супруги – высокой и статной. Её руки, обтянутые тонкими лайковыми перчатками, претенциозно упёрты в костлявые бедра, чуть ниже перетянутой жёстким корсетом талии. Я бы хотел посмотреть ей в глаза, но могу лишь отражаться в зеркальной поверхности тёмных очков, скрывающих половину лица. Я всего лишь отражение в очках, отражённое в мониторе. Мелкая-мелкая фигурка.
– Такси придёт минут через пятнадцать. Мне нужно срочно в аэропорт – не успею подать на развод. Придётся побыть в браке ещё несколько месяцев.
В ответ я лишь пожимаю плечами. Это просто возмутительно. Было бы гораздо менее взрывоопасно обложить её крепким матом. Кажется, сейчас что-то произойдет…
– Если тебе интересно, я лечу в Милан. Буду сниматься теперь у Жака Эро. Да-да, у самого Эро!
Я олицетворяю само спокойствие. Выражение моей спины – безразличие.
– Не переживай. Я ничего не стану у тебя отсуживать. Хотя стоило бы. После того, как вывела тебя в люди…
Я задыхаюсь от смеха и возмущения. Оборачиваюсь на кресле, чтобы предстать всей своей сутулой ничтожностью пред величавым изваянием собственноручно сотворённого монстра. Монстра с мировым именем. Эни Шот. Икона фетиша и дарк-бьюти. Королева каталогов белья и аксессуаров. Идол фриков. Жена фотографа Андрея Шата. Бывшая…
– Повтори по буквам: ты вывела меня в люди? – сквозь смех спрашиваю я. Шёлковая косынка под самые брови, зеркальные очки на пол-лица, выкрашенные кричаще-красным губы, вытянутые в струну… Гляди я на это сквозь видоискатель, скомандовал бы «Покажи мне немного участия». Если выставить диафрагму в один и четыре, с поправкой на полумрак комнаты, то получился бы неплохой кадр. Я назвал бы его «Гордыня».
– Если бы не я – так бы и сидел на перловке и воде в своей общаге… Подожду такси внизу. Кофр заберу сама. Чао, – ретировалась она с поля боя.
Читать дальше