Дверь захлопнулась. Теперь я остался абсолютно один. Ничто больше не может вырвать меня из моей уютной утренней энтропии, грозящей сожрать весь день. Семьсот долларов за два часа работы. Выходит, что я сам готов заплатить за своё безделье. Готов? Ну, конечно!
Я вышел на балкон и полной грудью втянул ещё прохладный и свежий утренний воздух Черногория. Солнце еще только поднималось над горизонтом, золотя черепичные крыши, разливая красноватый свет по пустующей пока базарной площади там, далеко внизу. Тихий шелест в это время года ещё сочно-зеленых крупных листьев неизвестного мне дерева у стены дома дополнял пейзаж красками, которых не запечатлит ни одна фотоматрица. Перед моими же глазами жестоко и во всех цветах рисовался совершенно другой пейзаж. Настя, сама того не подозревая, небрежно оброненной фразой пробудила во мне воспоминания из тех холодных и тёмных времен. Сквозняк от проклеенного скотчем окна, а за ним – беспросветная темнота. Хмурое утро хмурого человека в хмуром городе…
* * *
В те времена голову занимали действительно важные и интересные вопросы, как то, например: «Перловая крупа стоит существенно дешевле овсяной, но варится намного дольше. Что выгодней с поправкой на киловатты, затраченные на приготовление при помощи электроплитки». Такие раздумья приносили и абсолютно неожиданные, но крайне полезные ответы. Так, например, поливитамины – дорогое удовольствие, но существенно дешевле свежих овощей и фруктов. Они нужны, чтобы окончательно не протянуть ноги. Питаясь в основном кашами, приходилось подолгу вымачивать крупу, чтобы избавиться от лишнего крахмала. Это снижало калорийность пищи, но помогало избежать неминуемого диабета.
Печенье с начинкой, раскрошенное на косметологическом столике под яростной атакой контурного света, уже отслужило своё. Фото сделаны – осталось обработать и залить на сток. При хорошем раскладе эти фотографии принесут ещё три-четыре доллара. При хорошем раскладе печенье еще годится в пищу…
Задача проста – загружать по два десятка фотографий на стоки ежедневно. Это позволит заплатить за квартирку на общей кухне, оплатить интернет и худо-бедно пропитаться. Но главное – отложить деньги на новый объектив. Фокусное расстояние в диапазоне двадцать четыре-семьдесят миллиметров с диафрагмой два и восемь по всей длине. Годится как для пейзажей, так и для самых честных портретов. Эта штучка согреет гораздо лучше, чем новое теплое пальто.
Сегодня нужно обязательно появиться в редакции газеты. Возможно, будет выезд, а за них платят сразу и наличкой. В этом тоже что-то есть – снимать правду. Ведь читателям нужна именно правда? Что лучше: улыбка девочки, продающей на ярмарке котят, или слёзы старушки, обиженной чиновниками? Пятьдесят миллиметров, диафрагма три и шесть, короткая выдержка. Панорама пожарища – двадцать миллиметров. Опустошённые глаза жертвы изнасилования – макро.
Без согласия правообладателей, но эти фотографии тоже иногда неплохо расходятся на стоках. Когда-нибудь, возможно, они окажутся и на выставке… А пока: эмоции не дороже денег. Но для меня очень важно снимать именно правду. Правду не любит никто. Фотография должна быть или красивей нашего дерьмового мира, или же, если того требует сюжет, куда ужасней. Но мой объектив умеет ловить только правду.
Правда – слишком скучный сюжет. Никуда, кроме газеты, его и не удастся продать. Правда – невзрачна и буднична. Что делает искусство искусством? Объективно – денежный эквивалент произведения. Но в наше время мало кого интересует красота. Она слишком сильно замылила глаз, чтобы спасти мир. Мир требует новой эстетики – эстетики отвратительного. Малолетний маргинал, чертящий собственным дерьмом признание под окном любимой, сделал для современного искусства больше, чем мои фотографии влюбленных парочек, прогуливающихся по парку.
Размышления прерывает телефонный звонок. Вот и из редакции – легки на помине! Странно, обычно не звонят…
– Алло? – с недобрым предчувствием говорю я в трубку.
– Андрей? Здравствуйте! Андрей… в общем, сегодня не нужно выходить на работу… и вообще… не нужно больше… – растерянно шепчет главред Таня.
– Почему? – сглотнув, спрашиваю я.
– Новое штатное расписание из центра пришло. Мы больше не можем позволить в своём отделении внештатного фотокорреспондента. Мне очень жаль…
«Мне очень жаль» – дежурная фраза. Этикет мерзости. Часто слышал её на этой работе, снимая фальшивые ободрения потерпевших от официальных лиц. Как будто ваша дежурная фраза кому-то действительно поможет. Почему вы произносите её? Так нужно, чтобы свалить с себя груз ответственности, вроде как, произнеся её, вы автоматом «сделали, что могли». Что должен ответить на неё я? «Все в порядке, мне ни капли не нужны ваши деньги» или «Я уже давно нашёл работу получше»? Хочется ответить «Ну и загнивайте дальше в своём дерьме! Вы умудряетесь делать «гвоздь номера», не отрывая зада от стула, – это скоро осточертеет читателям». Но я ничего не отвечу. Просто нажму на красную кнопку дешёвого мобильника.
Читать дальше