Array Коллектив авторов - Под маской альтер-эго (сборник)

Нас не возьмёшь голой рукою! Во всяком случае, так думали мы с отцом и дядя Толя – его лучший друг. У нас много патронов – мы сильные и храбрые! На танки с карабинами не попрёшь, но уйти в лес можно уже не с пустыми руками. Мы не стали с этим решением спешить – для начала нужно изучить повадки противника.

Это были ряженые в натовский комок раскосые клоуны. Непонятно, по какой такой военной доктрине, но патрули по улицам ходили, не всегда подкреплённые даже пошлым «хаммером» – он, как-никак, стоит серьёзных денег. Оккупанты лихо рассекали по улицам в знакомых до изжоги полусгнивших уазиках с откинутыми тентами. Состав – не более пяти рыл.

Мы устроили засаду. Мне до сих пор кажется, что продумали всё очень хорошо и окопались грамотно. Центральные улицы вполне неплохо простреливались с дамбы – это добротное естественное укрытие. Песчаный перевал порос жухлым в этот засушливый год буреломом, который качественно маскировал нас, одетых в песчаного цвета энцефалитки. Мы рассредоточились на пару метров – чтобы не толпиться и не демаскировать друг друга, но так, чтобы было слышно. Мы знали, что в течение примерно пятнадцати минут по соседней улице пройдет патруль.

Отец взялся за видавшую виды двустволку – главное ведь, чем зарядить. А заряжал он её, когда шел на крупную дичь, пулей Полева. Пару слов о пулях Полева. О «палевах», как их тут называют. Итак, это свинцовая болванка конической формы с пластиковым оперением. Своеобразный дротик, только очень тяжелый и входящий в плоть на приличной скорости. Свинец безоболочный, потому, проходя сквозь тушу, сильно деформируется, нанося несовместимые с жизнью повреждения. Мягкие полуоболочные и безоболочные пули – то, что надо для охоты. Ранят тяжело и бьют наверняка. Международные конвенции запрещают использовать такие в военных конфликтах. Какое же оно всё-таки гуманное – международное сообщество: запрещать стрелять в людей определённым боеприпасом, вместо того чтобы запретить стрелять в людей вообще.

Мой комиссионный СКС был снаряжен армейскими патронами – их проще достать. Умеючи можно выменять у погранцов на кабанью тушу рюкзачок патронов. Никто не в обиде – грех жаловаться. У дяди Толи тоже, но снаряжён ими был «Тигр» – предмет его особой гордости. Гражданская версия СВД. Чем она отличается от армейской, не мог объяснить и сам хозяин – начинал бубнить что-то про нарезы, но, подвыпив, непременно начинал хвастать, как не даёт маху в ведро за полторы версты. А ведь в прицел попадут нынче не вёдра… Какие-никакие, а всё же люди.

Я нервно теребил цевьё. У меня была еще одна снаряжённая обойма и россыпью в кармане пара десятков. Не думаю, что перезарядиться удастся, так что у меня всего десять патронов. Десять потенциальных смертей. Десять шансов выжить.

Они вот-вот появятся. Как же я буду в них стрелять – в живых людей.

«Говорят, они того – по детворе с пулемёта стреляли на Ленина», – шепнул отец, видя, как я нервничаю. По замыслу, это должно было вызвать прилив «ярости благородной, вскипающей, как волна». Но нет. Не ярость помогла мне спустить курок. Обыкновенный охотничий азарт. На этот раз стрелять было куда интересней, чем по убегающей по мелкачу белой заднице косули. Я только дождался выстрела дяди Толи. Близорукость не позволяет мне судить наверняка, но, так как клаксон затянул свою заунывную песню, вторя эху от выстрела, разнесшемуся над спящим городом, предположу, что водитель уткнулся лицом в руль.

Солдаты повыскакивали из «бобика». Стрелял отец. Стрелял я. Честно по направлению к цели. В белый свет, как в копеечку. Дым, облака перегоревшего на солнце песка, обломки сухостоя – они ведь тоже стреляли по направлению к нам. Я не видел ничего, но выстрелы затихли. Это не компьютерная игра, и на экране не будет написано «Миссия завершена». Затишье – это повод осмотреться. Отец, справа от меня, тоже вертел головой. Я только сейчас понял, что сухого треска выстрелов дяди Толи давно не слышно. Понял это и отец. Он кинулся к другу. У дяди Толи была перебита ключица, но он был в сознании. Я подполз к отцу, пытающемуся закрыть рану платком, а дядя Толя только смотрел на нас. Смотрел сквозь нас. Нас для него уже не существовало. На секунду его взгляд прояснился – он посмотрел на отца… на меня… снова на отца. Он сказал: «Херово, мужики», и его взгляд снова утратил ясность, но он еще продолжал тяжело и рвано дышать.

Отец тряс его за уцелевшее плечо, хрипел: «Толян, держись!» и ещё что-то матом. А я отвел взгляд. Я только посмотрел в сторону уазика. Там мёртвые смотрели в небо. Что видят в небе мёртвые глаза? Когда-нибудь узнаю. Обязательно. Все узнают. Еще никто не уходил от этого знания. Но…не сейчас.