Линн Рэйда: Просто пой[СИ]

Так–так–так.

Я быстро сунула голову под кран и промокнула влажные волосы полотенцем: отец удивится, если я, просидев в ванной битый час, выйду отсюда с сухой головой, а мне необходимо с ним поговорить.

Я заглянула в кухню и, производя обычную ревизию буфетов, походя спросила:

— Я никогда раньше не ходила на борьбу?

— Что?.. — с удивлением спросил отец, подняв глаза от книги, лежавшей на обеденном столе. Некоторые люди ставят в кухне телевизор, чтобы смотреть за едой сериалы. Мать предпочитает слушать радио. А вот отец — читает. Из–за этого у них выходят постоянные размолвки в духе «Убавь звук, я не могу сосредоточиться при таком шуме» — «Что ты называешь «шумом»?! Это Бах!». Вспомнив об этом, я невольно улыбнулась.

— Я никогда не занималась какими–нибудь единоборствами? — повторила я, искоса глядя на него.

Лицо у него сделалось застывшим и каким–то напряженным. Собственно, подобное происходило всякий раз, когда речь заходила о моей потери памяти — как будто бы в случившемся он винил исключительно себя. Я уже давно старалась избегать подобных разговоров, чтобы лишний раз не огорчать его, но на сей раз мне было слишком важно получить ответ на свой вопрос.

— Нет, — наконец ответил он. — Ты знаешь, тебя никогда раньше не интересовали подобные вещи. А почему ты…

— Да просто так, — пробормотала я, пытаясь скрыться в своей комнате вместе с тарелкой. Но отец пошел за мной. Взгляд у него был встревоженным, поэтому пришлось остановиться и ответить правду. Почти правду.

— Знаешь, я сегодня умывалась в ванной и подумала — с чего вдруг у меня такие бицепсы, как будто я все детство занималась боксом.

Я поставила тарелку на свой стол и, даже не оглядываясь, ощутила, что отец расслабился.

— Ну почему же сразу боксом, — сказал он уже куда непринужденнее, устало опираясь на косяк. — Ты долго занималась плаванием. У тебя даже первые места были на городских соревнованиях. А у пловцов всегда сильные руки.

— Тогда ясно.

Я побыстрее сунула в рот овсяное печенье, чтобы он не вздумал выпытывать у меня что–нибудь еще. По правде говоря, слова отца меня не слишком убедили.

Сильные руки — может быть. Но чтобы сбить ударом с ног мужчину на полголовы выше себя — таких способностей в пловцах я раньше не подозревала. Может, у меня был шок? Я слышала, в подобном состоянии люди могут совершать такое, на что в обыкновенной жизни не один из них был бы не способен.

Мне почему–то вспомнилась история со странным незнакомцем, подошедшим ко мне в сквере осенью. Пожалуй, следовало, наконец, признать, что все эти сюрпризы были как–то связаны с забытой частью моей биографии.

Дождавшись, пока отец вернется на кухню и опять усядется читать, я пробралась в кладовку, где стояли коробки не распакованных вещей — все то, что не понадобилось нам с момента переезда. Еще вчера я не смогла бы оттащить все эти вещи к себе в комнату без посторонней помощи, но сегодня — когда я узнала, что у пловцов сильные руки и что я могу нокаутировать здорового мужчину — перетаскивать коробки оказалось не особо сложным делом.

Я была почти уверенна, что якобы потерянный альбом должен найтись в одной из них. Ни мать, ни отец не отличались педантизмом. Вероятно, они просто–напросто забыли, куда сунули этот альбом. Моя догадка оказалась верной, но с одной поправкой — альбом вовсе не валялся где–то среди старых книг или ненужных инструментов для ремонта, как я поначалу думала. Альбом был маленький — гораздо меньше тех, семейных, здорово напоминающих бухгалтерские книги. Он был тщательно заклеен в плотный голубой конверт и помещался в небольшой коробке, которая, в свою очередь, была зачем–то спрятана в пакет с веселым лэйблом неизвестного мне супермаркета. Так старательно упаковав какую–нибудь вещь, нарочно не забудешь, где она лежит. Значит, альбом вовсе не потерялся — его спрятали. Только зачем?..

Я села на диван и стала перелистывать страницы.

На большинстве снимков была темноволосая девушка лет шестнадцати–семнадцати — почти такая же, как я — со светло–карими глазами, резко выступающими скулами и темными, всегда слегка приподнятыми вверх бровями.

На первой фотографии она сидела в баре в темных зеркальных очках, особенно нелепых в окружавшем ее полумраке, и с видимым наслаждением затягивалась сигаретой. Вероятнее всего, она не знала, что ее фотографируют.

На втором снимке была та же девушка — уже не в баре, а на роликах. Бледно–голубые, вытертые на коленях джинсы и футболка цвета хаки. Волосы собраны в хвост.