Алекс Кайнес - Мир Сердца

– …Что внешнее и внутреннее – это одно и то же, – на этой мысли девушку слегка тряхнуло, и ей стало нехорошо. Вместе с тем, даже сладостное ощущение внизу живота сменилось неприятным покалыванием, которое она незамедлительно пресекла.

– Энни, что-то не так? – вкрадчиво спросил голос, звучавший как будто бы со дна колодца и расстраивающийся в голове девушки.

– Прости, Лана, – тряхнула головой девушка, – не сейчас.

– Но ты ведь уезжаешь завтра, – в голосе подруги звучал явный укор, который, вместе с тем, что обнажил привязанность самой Энн к этой девушке, также и оголил то ощущение фатальности, которое скрывалось в этом простом выражении, – ведь, несмотря на то, что она всячески маскировала это в повседневной жизни, она знала точно – эта поездка действительно могла изменить всё в жизни, а то и вовсе закончить ее.

Эта мысль оглушила девушку, и она, даже сама не понимая, как ей это удалось, всё же выскользнула из рук подруги сначала в коридор, по пути захватив одну курточку, затем в подъезд, и уже через несколько секунд, оказавшись на свежем ночном воздухе, уже и не помня тех волшебных фраз, которые помогли ей убедить Лану отпустить ее на какое-то время и даже не увязаться следом, неслась по ночным улицам мегаполиса.

Однако теперь это уже не занимало внимания девушки, оставляя полную свободу для созерцания и эстетического удовольствия от прогулки, в которую она была втянута некой силой, уже подпрыгивая босиком по мокрой мостовой, абсолютно обнаженная, в одной лишь распахнутой курточке, которая раскрывалась от порывов ветра, подобно двум крыльям, что то и дело подбрасывали путешественницу в воздух.

Одной лишь смены обстановки оказалось достаточно, чтобы бесконечная тоска и безнадежность, отчасти связанные с неизбежной привязанностью, сменились восторгом открытий, которые несла бесконечная дорога, которая, постоянно трансформируясь, казалось, играла с практически зримыми потоками ветра. Они визуально теперь представлялись путешественнице в виде частиц эфира, которые, соединяясь и отталкиваясь друг от друга, в идеальной математической пропорции создавали движение, которое подталкивало девушку всё дальше, обнажая ее тело, на котором курточка, уже держась всего лишь на одних локтях, превратившись в подобие лилового шлейфа, который оставляла за собой уже далеко не простая смертная, но сама Богиня, трансформирующая само пространство вокруг себя в то, что было мило ее сердцу прямо сейчас. Так и улица, и деревья преклонялись перед ее волей, превращаясь в бесконечный тоннель, куда, оттолкнувшись от земли, уже успела вспорхнуть Богиня-бабочка, чтобы приземлиться уже в совершенно количественно иной, но качественно всё той же самой роли.

9. На секунду замешкавшись от четкого ощущения того, что последним шагом он не просто ступал на неизведанную территорию, но, перешагивая с одной ноги на другую, будто бы спрыгивал откуда-то сверху, совсем из другого места, мужчина всё же через долю секунды после прибытия уже успел направиться по предопределенному маршруту судьбы вперед сквозь тоннель, который с каждым мгновением обрастал деталями – изысканными статуями по сторонам ковровой дорожки, по которой он шел сквозь богатейшие залы стиля ампир, величие которых тут же померкло в то самое время, когда двое отдавших честь солдат открыли проход в покои, куда и лежал путь наблюдателя. В этот момент путешественник не смог все-таки сдержать слез, выступипивших на глазах при виде его жены, которая, лежа в императорской спальне, прижимала к груди своего маленького малыша. Растроганный отец медленно подошел и опустился на одно колено, погрузившись с ними в одно бесконечное блаженство поля семейного уюта, где гасли все окружавшие их богатейшие украшения, арабески и мраморные статуи вокруг, оставляя место лишь сиянию счастья дорогой императрицы и наследного короля, который смотрел на Императора, радостно улыбаясь, не из-за положения этого добросердечного человека и даже не из-за чисто физического, историко-биологического факта отцовства, но из-за той невероятной энергии любви, которую излучал этот сильный мужчина. Ее ребенок тоже отдавал, в тройном размере, заставляя самого Императора становиться светочем и любящим сердцем своей страны.

Наслаждаясь редкими и столь желанными моментами единения со своей семьей, Великий император Арчибальд также ощущал не только бесконечную любовь, но также и безмерную ответственность не только за свою семью, но и за свои владения, которые до сих пор были разделены мнимыми границами, что, к сожалению, на данный момент было совершенно необходимо. Однако, все тревоги, страхи и сомнения, которые всякий раз одолевали этого великого человека, вмиг рассеивались от одной лишь мысли, скорее даже эмоции, которая была ему доступна, и к которой он раз за разом обращался, превращая все тяготы прошлого и настоящего, а также тревогу за будущее в безграничное безвременное ощущение целостности и праведности происходящего. Так Арчибальд раз за разом возвращался к своему собственному детству, что, хотя и было далеко не таким безоблачным, как у его собственного ребенка, но, тем не менее, было тем бастионом, в котором могло на время спрятаться сердце Императора.