Алекс Ривендж - Наш мир — тюрьма

… Было ли это видение, галлюцинация или сон — кто знает… Да разве вообще возможен сон в гиберсне, в анабиозе, когда едва различимая искорка жизни чуть заметно пульсирует между бытием и небытием? Но так или иначе, откуда-то из смутных глубин памяти, будто сквозь туман, проступают образы: страшная, нечеловеческая рука-лапа медленно поднимает сочащуюся багровой слизью кисть, похожую на кисть ободранного трупа… Суставчатые пальцы хищно скрючиваются, наливаясь силой и жизнью, — потом удар. Слепым движением лапа обрушивается на заиндевевшее стекло анабиозного саркофага, раскалывая его, как яичную скорлупу, и человеческое тело, плавающее в этом саркофаге, несколько раз передергивает смертная судорога… Не удержавшись, все еще полуживая лапа соскальзывает — и огромная бесформенная туша мягко валится на покрытый льдом пол криогенной камеры, конвульсивно извергая потоки едкой жидкости, насквозь проедающие лед, пол из стали и сверхстойкой синтетики… Вот уже кислота добралась до изоляционной обмотки кабеля… Ровный, спокойный голос системы аварийного оповещения прорезает тишину; он кажется совершенно нереальным на фоне сумасшедшего мелькания огней, гула и лязга пробудившейся автоматики. Но даже грохот металла не может заглушить еще один звук — пронзительно высокий, скрежещущий вопль, проникающий во все закоулки корабля. Что-то он напоминает, этот вопль, — но скованное гиберсном сознание не в силах дать ответ. Клубы жгучего химического дыма окутывают коридоры, кое-где уже пробиваются огоньки пламени, но корабельная система пожаротушения не действует, так как она в числе первых вышла из строя, разъеденная кислотой. И сквозь грохот и скрежет, сквозь пар, дым, огонь спасательная шлюпка уходит в пусковую шахту, покидая обреченный корабль.

Несколько томительно-долгих минут лишенное управления суденышко беспомощно кувыркалось в пустоте космоса. А затем на экранах автопилота возник контур ближайшей планеты, оказавшейся как раз в пределах досягаемости.

Будь у автопилота выбор, он не мог бы избрать худшую планету. Но выбора не было, да и не дано автоматике права ВЫБИРАТЬ.

Фиорина-261 — было ее название. Это имя дал ей много десятилетий назад первооткрыватель, капитан космического корабля, в честь своей супруги Фиорины Барре, которая отнюдь не обрадовалась бы этому, знай она о дальнейшей истории планеты. Двадцать лет спустя была предпринята первая попытка колонизации, и с подачи одного из немногих уцелевших колонистов, сумевшего продержаться до подхода спасательного звездолета, планету по созвучию окрестили Фурия — в честь древнегреческой богини ярости. В этой форме название не закрепилось, так как мало кто из космопроходцев имел представление о греческой мифологии. Но смысл его оказался настолько соответствующим действительности, что с тех пор иначе, как Ярость, планету никто и не называл. Даже в галактических справочниках общеупотребительное название уже ставилось на первое место, и лишь те, кто читает мелкий шрифт в конце сообщения, видели в названии планеты имя Фиорины, давно умершей женщины…

В настоящий момент на Ярости находилось всего два объекта: оловянный завод и мужская тюрьма особо строгого режима, причем оба пребывали в состоянии почти полного запустения. Вернее сказать, это был все-таки один объект — завод-тюрьма. Никто, кроме заключенных, не согласился бы работать в таких условиях даже за бешеные деньги. Зато арестанты трудились на нем не покладая рук, ибо только плавильные печи и литейные станки завода остались им от цивилизации и только работа помогала им сохранять человеческий облик при отбывании громадных, подчас пожизненных сроков.

А на Ярость попадали лишь обладатели таких сроков: тех, кто совершал не очень тяжкие преступления, закон никогда бы не позволил отправить на самый предел освоенного человечеством мира, где само существование возможно только внутри тюремных коридоров и заводских цехов, слитых воедино. Стоит высунуться наружу — и за считанные часы погибнешь от мороза, если еще раньше не принесет гибель буран, швыряющий снежный заряд со скоростью двухсот миль в час, или гигантский смерч, нередкий гость на равнинах Ярости.

Один из таких смерчей и настиг шлюпку №26-50 как раз в момент ее захода на посадку.

Автопилот не смог вывести суденышко из штопора, и удар о поверхность планеты был страшен. Шлюпка глубоко врезалась в кристаллический снег. Корпус из сверхпрочного сплава лопнул, как перезревший арбуз, и сквозь трещину можно было различить мешанину разорванной проводки, битых приборов и человеческих тел внутри.