Алекс Ривендж - Наш мир — тюрьма

— Мне надо идти… Идти к шлюпке.

— Послушайте, транквилизатор, конечно, творит чудеса, но ходить вам я все же пока не…

Шорох отодвигаемой ткани, скрип койки за его спиной… Врач обернулся.

Рипли стояла перед ним, выпрямившись во весь рост. И ничего теперь не прикрывало ее тело, даже простыня.

У Клеменса перехватило дыхание.

Нет, конечно, он уже видел ее наготу — в те первые минуты, когда, спешно вскрывая саркофаг, определял, кто живой, кто мертвый, и какая помощь потребуется живым, если они есть. Но на тот момент никаких иных мыслей, кроме связанных с медициной, не возникало: пациент есть пациент. Однако сейчас…

Без тени испуга или смущения она выдержала его взгляд.

— Вы дадите мне одежду? Или мне идти так?

Нет, не бесстыдство светской львицы сквозило в ее позе — четкое осознание некой цели, Долга (да, именно с большой буквы!), который нужно выполнить во что бы то ни стало. Да, ради этого она действительно готова была пройти обнаженной сквозь ряды уголовников — с тем же осознанием необходимости, как пройдет она босиком по раскаленным углям, если возникнет в том нужда.

И врач понял, что остановить ее он не в силах. А еще к нему откуда-то из глубины пришла вдруг ясная уверенность в том, что женщина эта обречена. И он даже не удивился этой своей уверенности.

Покорно он шагнул к стене, раскрыл встроенный шкафчик. Внутри оказалась обувь, белье, рабочий комбинезон.

— Учитывая характер здешних э-э-э… туземцев, я бы предложил вам все-таки одеться. Иначе реакция их будет непредсказуемой, а точнее, вполне предсказуемой. Ведь никто из них многие годы не видел женщин…

Не глядя на Рипли, врач подал ей одежду.

— Между прочим, и я тоже, — прошептал он так тихо, что едва услышал сам себя.

Когда они вышли за пределы госпиталя, Рипли сразу поняла, куда она попала. Какая-то громада стальных конструкций, местами поеденная ржавчиной, пересечение различных ярусов, шахтные колодцы, рельсы, направляющие… Все это явно было предназначено для жизни и работы огромного количества людей. Именно «было», потому что сейчас на всей обстановке лежала явственная печать запустения.

— Сейчас здесь всего 25 человек, а сравнительно недавно было пять тысяч! — рассказывал ей врач, когда они шли по коридору, время от времени прижимаясь к стене или наклоняя голову, когда свободное пространство перед ними оказывалось перегорожено ржавой трубой, балкой или еще каким-нибудь металлоломом.

— Почему?

— Так уж получилось…

Рипли в очередной раз пригнулась и, следуя за Клеменсом, почти ползком двинулась по резко сузившемуся тоннелю.

— Быстрей, быстрей, не останавливайтесь, скоро можно будет встать. — Клеменс перемещался гораздо легче ее: он, конечно, знал здесь все как свои пять пальцев. О заданном вопросе он как будто забыл, но когда женщина уже подумала, что он вообще отвечать не будет, последовал ответ:

— У нас было литейное предприятие, Рипли. Добывали олово из недр Ярости. Впрочем, и сейчас добываем, но это уже так — чуть ли не для собственного развлечения. Его стоимость едва окупает содержание тюрьмы. А раньше все было поставлено на широкую ногу: трижды списанная дешевая техника, дешевый труд заключенных… Как при такой дешевизне Компания умудрилась прогореть — ума не приложу! Надо было уж очень постараться. Так или иначе, однажды было решено, что добыча олова здесь экономически невыгодна. И почти все перебазировали: и производство, и тех, кто трудился на нем. Сейчас вы увидите лишь остатки былой роскоши. Вот сюда, в эту дверь.

За дверью — огромной, железной, с массивными запорами — был цех. Клеменс шагнул туда и будто растворился в мерцающем свете, исходящем от плавильных печей. Женщина тоже сделала шаг следом — но вдруг остановила занесенную над порогом ногу.

— В чем дело? — врач снова возник в проеме двери, озаренный красным сиянием, словно дьявол, выглядывающий из ада.

— Вы назвали мое имя — Рипли, — отчетливо выговаривая слова, произнесла женщина. — Откуда вам оно известно?

Клеменс удивленно глянул на нее:

— Нам удалось спасти ваш бортжурнал. А что, собственно, вас испугало?

— Нет. Ничего. Вам показалось. Пошли?

Медленно они продвигались по литейному цеху, сквозь грохот, дым и крик. Аналогия с адом усиливалась: жерла плавильных печей зияли, как воронки котлов, в которых терпят мучения грешные души. Оттуда несло жаром, клокотание лопающихся пузырей кипящего металла напоминало далекий стон. А дюжина черных от копоти заключенных, колдовавших вокруг этих печей, вполне сошла бы за нечистую силу.