Владимир Орлов - Валерий Синюха ищет ассистента

– Да вы в хлам, – заметил я. – И были накачены, когда я пришел, хотя я ничего и не заметил. И бред про перепрошивку меня не насторожил.

– Я не знаю, – сказал он, опустив голову, и затравленно посмотрел на меня исподлобья. – В последние дни происходит что-то странное. Кажется, я получил предупреждение.

– От кого?

– Если бы я мог знать. Хотя… если судить по тому, как я напуган… Я действительно что-то натворил, но до сих пор не знаю, что это был за подвиг.

В тот момент мне показалось, что я понял, до чего доисследовался мой отец. Он стал поклоняться медведям, боготворить их. И теперь мы были друг другу под стать. Бессловесные мишки, поставленные здесь блюстителями непосредственности и ясности духа, и я, брошенный своим одержимым отцом, без конца болтающий сам с собой, путаник, который таких киселей успел здесь нахимичить, что уже не расхлебать. Я чуть ли тут же перед Сидневым ни впал в свой беспамятный восторг.

Я тысячи раз наблюдал за собой со стороны. Не так, как это делали другие. Я сто раз говорил себе, что ничем себя не выдаю, но это было не так. В какие-то моменты мое лицо перекашивалось, как при парезе, иногда, как у погруженного в самосозерцание, кровь приливала к шее и щекам. Но чаще всего меня охватывала мелкая дрожь, словно на меня замыкали высокоамперный источник электрического тока. Хотя, глядя со стороны, можно было подумать, что я неловко задремал.

Сиднев продолжал вслух размышлять о вероятном источнике угрозы, и по его логике выходило, что таких людей просто не может быть, когда мы оба обратили внимание на крепко спящего Колю.

– Этот парень уже четвертые сутки ходит за мной хвостом и, кажется, не спал ни минуты, – шепнул я Сидневу. – Хотя это не его заслуга. Они себя так нещадно пичкают стимуляторами, что начинают казаться гениальными, пока не превращаются в круглосуточные генераторы бреда.

– У молодежи почти нулевая мотивация. Они вынуждены что-то с собой делать. Я знаю это по своему сыну, – возразил профессор.

– А у меня на глазах подрастает новое поколение бесполезных физиков, – меланхолично заметил я. – Ходят и говорят как под действием деполяризаторов. Хотя я не сказал бы, что они медлительные: когда на них находит, они носятся, как лошади.

Сиднев бесцеремонно растолкал Колю и громко сказал, дыша ему в лицо перегаром, так что пробудившийся школьник зажмурился:

– Эй, «Ц» -класс, подъем! Или мы поможем найти человеку его ассистента, или нам всем конец.

Иногда мне становилось ясно, как все серьезно. Эта мысль пронзала меня. Но обычно я не задумывался, к чему все идет. Хотя общий итог был ясен, я уже настолько свыкся с неизбежным, что перестал верить в его реальное приближение и ощущал себя туристом в шортах и шлепанцах, чей отпуск только начинается. Даже когда был хмур и сосредоточен, я думал о какой-то ерунде. И когда чему-то позволял быть или нет, внутри ничего не екало. Потому что конца-краю не было видно этой драме. И сколько еще десятков лет я должен был ворошить эти угли?

Возможно, для кого-то бездна и была плодотворна. А для меня она была домом родным, поэтому моя мотивация обычно равнялась нулю. Ничто не способно было заставить меня исполнять предначертанное, даже шевеление головоногого моллюска у меня в груди, обещающее скорое и полное забвение волнового всплеска, которым я был.

***

– Что же мы сидим? Надо немедленно ехать к Макушеву! Он принимает в любое время! – вдруг возбужденно объявил Сиднев. – В самом наихудшем случае дорога к нему займет часа три.

Мы вышли под ледяной дождь и завладели ближайшей свободной колесницей. Едва держащийся на ногах профессор занял место пилота, потянул стартер, обнял штурвал и уставился немигающим взглядом на дорожный указатель, засветившийся у нас над головами, его веки подрагивали в такт вспышкам автопилота. Только теперь я заметил, что он был не просто пьян, а измотан многодневным возлиянием. Школьник улегся позади нас и тут же крепко уснул.

Мы мало-помалу набрали скорость, близкую к предельной. Движение обозначалось бегущими по потолку салона световыми полосками. Через несколько минут полоски замелькали с едва воспринимаемой глазом частотой. Впрочем, при сбросе скорости мелькание на потолке исчезло и голубоватое свечение обозначило подключение усыпляющего круиз-контроля.

– Я знаю, что случилось с вашей сестрой, – вдруг с нажимом проговорил Сиднев.

– В моем деле и об этом написано? Все, кто имел отношение к нашей семье, это знают. Она сбежала из дома и решила больше не возвращаться.