Клэр Норт - Прикосновение

Кто из вас говорит по-французски, хотя не должен знать иностранных языков?

Кто болеет за «Метс», но носит трусы с эмблемой «Янкиз»?

Мистер, как вас зовут?

Кто не помнит номера своего жетона?

Забыл, что ел на завтрак?

Запамятовал собственную фамилию?

Я – Кеплер. А кто ты, Галилео?

Ко мне подходит мужчина – револьвер на боку, жетон прикреплен к кожаному ремню. Подходит и спрашивает:

– Ты это забрал, Джим?

Я оборачиваюсь, смотрю ему в глаза. Должно быть, он мой напарник, а меня, значит, зовут Джим, и, возможно, я забрал то, о чем он меня спрашивает, но будь я трижды проклята, если знаю, как ответить на этот вопрос. Я слишком растеряна и забывчива. Или я вовсе не Джим.

Он смотрит на меня, я смотрю на него, и момент слишком затягивается, чтобы называться всего лишь моментом. Он улыбается, пытаясь заметить странность в выражении моего лица, а я нащупываю спусковой крючок ружья, прикидывая, останется ли у него хотя бы шанс выжить при стрельбе почти в упор. Или будет ли такой шанс у меня самой?

– Джим? – повторяет он вопрос. – Ты его забрал?

– Нет, – отвечаю. – Еще нет.

– Джим? – В его голосе уже звучит раздражение и беспокойство. – Тогда где он, Джим?

Мгновения сомнений, колебаний, но краем глаза я замечаю легкое движение. Это может быть совершенно невинное движение – у кого-то зачесался нос или мочка уха, – но я больше не раздумываю. Я протягиваю руку, касаюсь шеи напарника, и сразу же кровавые брызги ударяют мне в лицо.

Стреляли с близкого расстояния. Кровь, ошметки мозгового вещества и фрагменты черепа вразлет. Я смотрю в лицо человека, которого все-таки наверняка звали Джимом и кто, скорее всего, забрал то, о чем я его спрашивал. Я смотрю ему в глаза, когда он валится прямо передо мной, обмякший, как раздавленный бумажный стакан, а его рука скользит по моей шее, плечу, но потом тоже падает вниз мертвым грузом. Пуля, посланная в затылок, вышла через лоб, а потом выбила легкое облачко пыли, ударившись в колонну у меня за спиной.

Стрелок – молодой человек от силы лет девятнадцати, в фуражке с козырьком, низко надвинутым на глаза, все еще держал пистолет в вытянутой руке, не снимая пальца со спускового крючка, и цинично ухмылялся.

Я же выхватила револьвер и, видя, как глаза юнца округлились от изумления, всадила две пули ему в грудь, а третью – в горло, причем сделала все три выстрела, пока моя рука описывала полукруг от бедра вверх. Потом я издала озлобленный, хоть и невнятный вскрик, потому что как раз в этот момент тело офицера, которым я сама была только что, окончательно свалилось мне под ноги. Лужа крови растеклась и начала хлюпать под подошвами моих ботинок.

Чужие руки обхватывают меня, вырывают пистолет. Я ору от ярости, когда трое или четверо мужчин сбивают меня с ног, опрокидывают на пол, держат за голову, за лицо, за руки. Но моя злоба направлена не на них, а на тех троих, что одновременно хватают стрелка, наваливаются на Галилео, у которого на шее вздуваются кровавые пузыри, а потом кровь начинает буквально хлестать из раны с каждым вздохом. Вот только проходит секунда, и один из них отходит в сторону.

Один из полицейских, державших его, отходит, смотрит на меня и улыбается, а я снова издаю отчаянный вопль. Чья-то рука лежит на моем лице, моя ладонь тоже уперлась в чье-то лицо, и я спешу прочь из извивающегося в борьбе тела, высвобождаюсь из рук навалившихся сверху людей с немым криком: Галилео !

Он повернулся и бросился бежать. Я устремилась за ним, оставив позади своих совершенно сбитых с толку коллег, беспомощно топтавшихся на месте, нащупала пистолет, подняла его, чтобы выстрелить, но фигура уже скрылась за углом. Полная неуемной молодой энергии фигура в мундире полицейского промчалась мимо статуи величавого Будды и мимо вырезанного из оникса бога справедливости Куаньин с лютней, обрамленного ветвями ивы. Я выстрелила, но промахнулась, пуля угодила в ширму с изображениями болотных птиц на гладкой шелковой поверхности. Ширма опрокинулась, стоявшие поблизости люди вскрикнули, расступаясь перед нами, а потом Галилео вдруг споткнулся, и в падении его рука, как мне показалось, легко скользнула по руке женщины в чем-то фиолетовом, с волосами, стянутыми в конский хвост, а я разразилась новым воплем:

– Галилео!

Женщина оглянулась, заметила мое приближение, поняла, что я все видела, и побежала под японскую арку Синто, традиционно возводимую для защиты от злых духов и демонов, а потом снова резко свернула, скользя туфлями по мраморному полу, в зал музыкальных инструментов. Здесь выставлены старинные скрипки, виолончели, флейты из слоновой кости, инкрустированные жемчугом гитары – место для застывшей музыки веков. Женщина ухватилась за руку мужчины в белом костюме, который как раз смотрел в мою сторону, и в его глазах промелькнул едва заметный страх, когда он тоже побежал. Его ноги оказались куда проворнее женских, а обувь более подходящей для ухода от погони. На бегу сбрасывая пиджак и избавляясь от портфеля, он несся, окруженный полотнами с изображениями овечек среди стогов сена, танцующих крестьянок, умиравших мученической смертью святых. Он снова преобразился, но не в бегущего человека, а в сидящего неподвижно, подобно одной из старинных статуй, дежурного у двери в очередной зал. Но к дьяволу такое тело! Я уже снова нацеливала пистолет, чтобы выстрелить, и, прочитав выражение моего лица, на меня бросился охранник, готовый вступить в жестокую схватку. Вот только я успела спустить курок. Пуля отбросила его назад. Падая, он успел ухватить за руку того же мужчину, которым был только что. Тот тут же вскочил на ноги и бросился наутек, оставив за спиной орущего непонятно на кого охранника.