Вальдемар Лысяк - MW-10-11

Сам же Делакруа предпочитал очень хорошую картину эскизу, пусть и гениальному. Из "Дневников": "В кабинете Ривье я вновь увидел эскиз к "Сарданапалу", который не показался мне таким уж паршивым, не­смотря на некоторые чудачества". Эти слова он написал через двадцать три года, в 1849 году. Он успел забыть (да и как давно он читал их!) слова Байрона о том, что "великие произведения не должны быть слишком уж за­конченными..." Хуже того - он успел забыть собственное предсказание импрессионизма: "Хорошо, если пятна меж собой материально не соединяются; они сливаются, если глядеть на них с некоторого расстояния, тогда цвет получает свежесть и силу". Он предал самого себя.

В юности, в период "Смерти Сарданапала", гневный бунтарь, романтический протестант, кусающий окружающих клыками тигров из Жарден дес Плантес, с течением лет Делакруа смягчался, а потом уже - укро­щенный и причесанный уже только дрейфовал в сторону тех академических канонов, которые когда-то он пре­зирал, и по отношению к которым, все лучшее, что у него есть, конечно же кажется "чудным".

Он должен был сжечь свои "Дневники" 1847-63 годов, настолько неприятны те "истины", которые он в них провозглашает. Но не сжег, что, конечно же, весьма печально и, в еще большей степени, правильно. Кон­сервативные ультра, "правее которых уже только стенка", в молодости жгли Систему праведным глаголом, если не гранатами...

Почти все.

Его граната разорвалась в Салоне 1827/28 годов. Начало никакого скандала не обещало. Делакруа вы­ставил три картины: "Портрет графа Палатиано", "Лишение головы дожа Марино Фалиеро" и "Юстиниан, со­ставляющий свой Кодекс законов", которые Энгр, Девериа и Деларош без труда затмили своими старательно вылизанными холстами.

Салон продолжался четыре месяца. В конце второго месяца художникам было разрешено поменять экспонаты для оживления слабеющего к тому времени интереса публики. И вот тогда Делакруа решился выста­вить не просохшую еще "Смерть Сарданапала".

При виде этой порнографической (согласно тогдашним критериям) резни, у привыкшей к правильным, скорее раскрашенным, чем живописным историческим картинкам у публики "в зобу дыханье сперло" от воз­мущения, испуга и отвращения. "Смерть Сарданапала" стала коронным аргументом утверждения Делаклюза на страницах "Дебатс", что романтики - это "сектанты, сторонники всего отвратительного". Мир критики посчитал произведение наглой и непристойной провокацией, и только один рецензент, Яль, попытался защитить автора трогательно идиотским образом: "Мсье Делакруа запутался, проявив, по-видимому, излишнюю смелость". Даже Молодая Франция аплодировала романтикам скорее из стадной солидарности (поединок с неоклассиками переживал свой апогей), чем от восхищения. Виконт Состьен де ля Рошфуко, тот самый, что приказал закрыть стыдливые места античных статуй Лувра виноградными листьями, вызвал художника к себе. Делакруа шел в бюро дирекции Изобразительных Искусств переполненный сладкими надеждами, что государство купит его картину. Государство, устами виконта, заявило ему из-за стола, что если он побыстрее не сойдет с пути скан­дала, на который вступил по нагим телам одалисок из гарема Сарданапала, то он не сможет рассчитывать на официальную поддержку, наоборот, это грозит репрессиями, не говоря уже об осуждении со стороны общест­венного мнения.

В этом случае вызывает интерес враждебность черни, вызванная не сколько манерой, сколько изменой. Художник, по ее мнению, согрешил, обнажая свои самые интимные и непристойные сны и мечтания, что были снами и мечтаниями не только его одного, но всех мужчин, так какое же он имел право выволакивать их на дневной свет без всеобщего согласия?!

В наказание его обвинили в садизме. В садизме тайном, который он неосторожно приоткрыл в своей картине.

Было сказано, что "Смерть Сарданапала" - это не историческое полотно, а всего лишь "эротическое мечтание" Делакруа. Так было.

Было заявлено, что Делакруа идентифицирует себя с изображенным деспотом ("Сарданапал - это никто иной, как сам Делакруа со своими прищуренными глазами и смуглой кожей" - Юлиан). Так было.

Было отмечено, что изображенная сцена, весь этот фейерверк нагих красоток, которых здесь душат и режут после окончившейся оргии - это мрачная проекция черных глубин души Делакруа, его "ужасающим обручением" с убиваемым гаремом. Так было.

Было сообщено, что его распирал "тайный садизм" и в поддержку данного тезиса было приложено не­сколько его рисунков с полуголыми женщинами перед лицом чудовищной смерти, а также фрагмент "Дневни­ков", где художник увлеченно излагает историю некоего испанца, брошенного в темницу вместе с любовницей, и с голода отгрызающего у нее кусок тела. Вот это уже был правильный тезис.