Владимир Моисеев - Наивный наблюдатель [СИ]

— Как же быть с необходимостью приспосабливаться к постоянным изменениям окружающей среды? Люди выжили и расселились по всей планете, только потому, что имели возможность экспериментировать и совершать ошибки. Без этого нельзя.

— Если будете жить по правилам, вам не захочется совершать ошибки!

— А давайте сначала исправитесь вы — Семенов. Вот когда вы, в своем таком важном Комитете, перестанете совершать ошибки, может быть, и мы, простые смертные, станем осмотрительнее.

— Это что за намеки!

— Какие намеки, я прямо говорю, что вы допустили ошибку. Вы нашли листок со стихотворением. Помните, вы читали стихи вслух? Теперь прочитайте его еще раз, про себя. Только внимательно прочитайте.

Семенов взял в руки листок, прочитал стихотворение еще раз. Лицо его побелело, и он грязно выругался. Но ему удалось взять себя в руки.

— Да, недоработка вышла.

Группа контролеров тут же прекратила следственные действия и отправилась восвояси. В глазах Семенова легко читались растерянность и неутоленная злоба. Он начал придумывать способы мести.

«Ничего, перебьется», — подумал Зимин.

Он закрыл глаза и мысленно поблагодарил судьбу за счастливое спасение. Случайные слова, придуманные, скорее всего, исключительно для смеха — перевод с румынского — спасли и его самого, и Горского. На их счастье текущий год был объявлен годом дружбы с Румынией. Это позволяло свободно читать румынские стихи в компаниях до пяти человек. Победа!

Вечером следующего дня Горский пришел в гости без приглашения, но с бутылкой дорогого виски. Его глаза блестели, он был, как всегда, самоуверен.

— Испугался, что ты до конца жизни будешь поить меня кофе, — сказал он радостно. — О нет, дружище, сегодня мы с тобой заработали право насладиться этим замечательным напитком. Стаканы попрошу. Возражений не потерплю.

— Мы заслужили? — удивился Зимин.

— Ты просто не представляешь, какой ты молодец, — сказал Горский проникновенно. — Тебе удалось на долгие-долгие годы обеспечить мне возможность слушать стихи в твоем исполнении. Разве ты не знаешь, что следующий год объявлен годом дружбы с Индией? А потом придет очередь Японии, а потом Венесуэлы, а потом Венгрии, а потом Великобритании!

— Для стихов всегда найдется оправдание.

— Вот Семенов удивится, когда обнаружит, что ты собираешься весь следующий год читать оригинальные переводы индийской поэзии.

— А ты будешь слушать!

— Здорово. Может быть, начнешь прямо сейчас? Время позволяет.

— Прости. Сегодня только переводы с румынского. Это прекрасный, образный язык, словно специально созданный для поэтического творчества.

Территория Института плохо вписывалась в унылую планировку Трущоб. Если посмотреть на карту, то можно было подумать, что на ровные прямоугольники городских кварталов капнули зелеными чернилами. Получившаяся клякса была неправильной формы и самым причудливым образом нарушала кажущуюся стройность внутренних административных границ. Для строительства Института была отчуждена территория сразу у нескольких кварталов. Строгое здание, издалека похожее на английский замок, окружал регулярный парк с широкими дубовыми аллеями и зелеными полянами, далее располагались постройки для ученых и обслуживающего персонала. Это был абсолютно чужеродный для Трущоб объект. Ничего даже отдаленно похожего на Институт в Трущобах больше не встречалось.

Большинство обитателей, прилегающих к Институту кварталов, считало его страшным местом, источником бедствий. Впрочем, это мнение основывалось только на мифах и слухах, поскольку не существовало достоверной информации о том, что происходит за высоким каменным забором, защищенном спиралью колючей проволоки.