Виталий Забирко - День пришельца (сборник)

Сев в машину, я захлопнул дверцу, включил зажигание.

– Веди машину аккуратнее, – предупредила девушка и, уже обращаясь к коробке у себя на коленях, сказала: – Сейчас будет небольшая тряска, но ненадолго. Потерпи, пожалуйста.

Из картонной коробки кто-то жалобно пропищал.

Я покосился на коробку, но ничего не сказал. Ошибся я, никакая девушка не бомжиха, а обычная деревенская жительница. Везёт домой цыплят с птицефермы… Правда, писк не был похож на цыплячий, но мне-то какое дело? Другая забота не шла из головы.

– Вы хорошо помните развилку на Бубякино? – поинтересовался я, разворачивая машину в сторону Мщер.

– Чего её помнить? – улыбнулась девушка и прищурилась: – Её издалека видно.

Наконец-то я понял, что было не так в её лице – она моргала нижними веками. Тоже известное уродство – змеиный глаз. В народе бытует поверье, что люди с таким уродством способны сглазить кого угодно. А уж глаза отвести – раз плюнуть.

– Далеко до неё?

– А чего тут далёкого? – снова усмехнулась девушка. – Вот она.

Я глянул в ветровое стекло и оторопел. Метрах в тридцати впереди с шоссе в лесную чащу, как в тоннель, уходила разбитая колея грунтовой дороги. Вот тебе и змеиный глаз…

Свернув в лес, я пару минут ехал молча, стараясь вести машину как можно аккуратнее, чтобы «цыплят» в картонной коробке не трясло на ухабах. Туман в лесу стал гуще, и дальше десяти метров деревья не просматривались, но, как и на шоссе, на дорогу туман не выползал, хотя сосновые ветки то и дело царапали по корпусу машины, а кроны осин смыкались над узкой колеёй.

Девушка тоже молчала, бережно придерживая на коленях картонную коробку, и тогда разговор начал я.

– Сергей. Можно Серёжа, – представился я и решился, как она, перейти на «ты»: – А тебя как зовут?

– Меня? – Девушка почему-то замялась. – Меня зовут Лиайя.

Имя она произнесла каким-то другим, будто не своим голосом. Словно птичка пропела, и я толком не уловил сочетание гласных.

– Лия? – переспросил я.

– Можно и Лия, – разрешила она.

– Далеко до Бубякина?

– Нет. Сейчас будет луг, а дальше… Дальше, если не соврал, что тебя пригласили, нас пропустят.

– А если соврал? – фыркнул я.

– А если соврал, то останешься на лугу, а я пойду пешком.

Я недоумённо пожал плечами, хотел поинтересоваться, что за «цыплят» она везёт в картонной коробке, но в это время дорога вывела нас из леса на небольшой, с половину футбольного поля, луг, поросший высоким густым разнотравьем. Противоположную сторону луга полностью закрывал плотный туман, росистая трава серебрилась в лучах солнца, и у меня захватило дух.

– Красиво здесь… – непроизвольно вырвалось у меня.

– Да, – согласилась Лия, – красиво.

И только тут я заметил, что узкая колея, в которую не вписывался «хаммер», заканчивается точно посреди луга, упираясь в высокое нетронутое разнотравье. Однако затормозить не успел. Мотор внезапно заглох, и машина остановилась у самой кромки нехоженой травы сама по себе, без моего участия.

– Чёрт! – выругался я, покрутил ключ зажигания, но это не помогло. Я бросил взгляд на приборную доску и обомлел. Все стрелки стояли на нуле. Можно допустить, что в аномальной зоне расширившегося Кашимского треугольника аккумулятор разрядился в одно мгновение, но как могло в одно мгновение испариться горючее, которым я залил полный бак на заправке у мотеля «91-й км»?!

– Да что здесь происходит? – возмутился я.

– Бар и Бос нас встречают, – загадочно пояснила Лия.

Справа от машины из высокой травы торчали две собачьи головы. Белой короткошёрстной дворняжки и чёрной кудлатой, также беспородной, собаки. Они сидели рядышком, едва не вплотную, и в упор смотрели на нас. Торчащие розовые уши белой собаки слегка подрагивали, кудлатые варежки ушей чёрной висели неподвижно.

Я не понял, какое отношение собаки имеют к остановке машины, но всё же спросил:

– Почему Бар и Босс? Точнее было бы Босс и Бар.

Лия удивлённо посмотрела на меня.

– Босс всегда и везде главный, – пояснил я.

Лия усмехнулась, опустила стекло и выглянула из машины.

– Привет, Барбос. Ты нас пропустишь? – обратилась она к собакам.

Собаки повернули друг к другу головы, дружно вздохнули, затем встали и так же дружно, бок о бок, потрусили по лугу в туман, сбивая росу и оставляя за собой тёмную полосу мокрой травы. И я увидел, что это не две собаки, а одна, но с двумя головами. Причём туловище покрывала рыжая прямая и длинная шерсть.